КОНСТИТУЦИОННО-ПРАВОВОЙ СМЫСЛ ИНСТИТУТА ВОЗВРАЩЕНИЯ
УГОЛОВНОГО ДЕЛА СУДОМ ПРОКУРОРУ
(в свете Постановления Конституционного Суда Российской Федерации
от 2 июля 2013 г. № 16-П)
Институт возвращения уголовного дела судом прокурору, пришедший на смену институту возвращения уголовного дела на дополнительное расследование в связи с реформированием отечественного уголовного процесса в состязательное уголовное судопроизводство, после принятия Конституционным Судом Российской Федерации постановления «По делу о проверке конституционности положений части первой статьи 237 Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации в связи с жалобой гражданина Республики Узбекистан Б. Т. Гадаева и запросом Курганского областного суда» от 2 июля 2013 г. № 16-П вновь вызвал оживленные споры в среде ученых и правоприменителей. После вступления в силу УПК РФ (с 2002 г. по 2013 г.) новый институт постепенно «приживался» в практике производства по уголовному делу, при этом неоднократно подвергался законодательным изменениям, не затрагивавшим его общей направленности на реализацию принципа состязательности отечественного уголовного процесса в судебных стадиях судопроизводства(1). Вместе с тем формирование института в настоящий момент нельзя признать полностью завершенным.
Нормы о возвращении уголовного дела судом прокурору для производства дополнительного расследования содержались уже в ст. 232 УПК РСФСР 1960 г. Данный комплекс уголовно-процессуальных норм не претерпел значительных изменений и после принятия Конституции Российской Федерации в 1993 г. Несмотря на положения ст.ст. 118 и 123 Конституции, предусмотревших осуществление судом функции исключительно отправления правосудия и рассмотрения уголовных дел на основе принципа состязательности, соответствующие изменения в УПК РСФСР внесены не были. Суды фактически продолжали наряду с функцией рассмотрения дела по существу осуществлять и функцию уголовного преследования лиц, вплоть до признания Конституционным Судом Российской Федерации отдельных норм УПК РСФСР не соответствующими Конституции Российской Федерации. Положения пп. 1 и 3 ч. 1 ст. 232 и ч. 1 ст. 258 УПК РСФСР как возлагающие на суд обязанность по собственной инициативе возвращать уголовное дело прокурору в случае невосполнимой в судебном заседании неполноты расследования, а также при наличии оснований для предъявления обвиняемому другого обвинения либо для изменения обвинения на более тяжкое или существенно отличающееся по фактическим обстоятельствам от обвинения, содержащегося в обвинительном заключении, были признаны не соответствующими ст.ст. 49, 123, 46, 52 Конституции Российской Федерации(2).
Непосредственная же проверка соответствия ст. 232 УПК РСФСР нормам Конституции Российской Федерации была осуществлена уже после введения в действие УПК РФ. Так, постановлением Конституционного Суда Российской Федерации «По делу о проверке конституционности положений пункта 2 части первой и части третьей статьи 232 Уголовно-процес-суального кодекса РСФСР в связи с жалобами граждан Л. И. Батищева, Ю. А. Евгра-фова, О. В. Фролова и А. В. Шмелева» от 4 марта 2003 г. № 2-П п. 2 ч. 1 ст. 232 УПК РСФСР 1960 г. был признан не противоречащим Конституции Российской Федерации в части, допускающей возвращение уголовного дела прокурору для устранения существенных нарушений уголовно-процессуального закона, если это не связано с восполнением неполноты произведенного дознания или предварительного следствия. Данное Постановление не утратило своего правового значения и применительно к нормам УПК РФ. Конституционный Суд Российской Федерации при принятии названного постановления исходил из правовой позиции, согласно которой, инициировав возвращение уголовного дела прокурору и тем самым продолжение следственной деятельности по обоснованию обвинения, суды, по сути, исходят из того, что необходимые и достаточные доказательства, непосредственно касающиеся существа обвинения, отсутствуют(1)
Таким образом, исходя из толкования Конституционным Судом ст. 232 УПК РСФСР, в период действия УПК РСФСР 1960 г. после принятия Конституции Российской Федерации по данному основанию суд был вправе вернуть уголовное дело прокурору для производства дополнительного расследования в случаях, когда существенное нарушение уголовно-процессуального закона органами дознания и предварительного следствия не было связано с устранением неполноты произведенного по делу предварительного расследования. С момента признания норм ст. 232 УПК РСФСР 1960 г. не соответствующими Конституции России с суда была снята обязанность возвращения уголовных дел на дополнительное расследование по собственной инициативе в случаях невосполнимой в судебном заседании неполноты предварительного следствия и наличия оснований для предъявления более тяжкого либо существенно отличавшегося по фактическим обстоятельствам обвинения. Тем самым с суда была, по существу, снята и обязанность обеспечения качества расследования, в частности обоснование обвинения, так как в соответствии с рассмотренными выше положениями УПК РСФСР 1960 г. основаниями к отмене приговоров в суде кассационной и надзорной инстанции являлись, в том числе, односторонность и неполнота предварительного следствия, невосполнимая в судебном заседании.
В результате введения в уголовный процесс принципа состязательности законодатель решил отказаться от института возвращения уголовного дела судом прокурору на дополнительное расследование в пользу института, который бы не предусматривал возможность ухудшения положения обвиняемого и исправления недостатков предварительного расследования. По первоначальному замыслу законодателя институт дополнительного расследования в УПК РФ должен был отсутствовать, и судья возвращает уголовное дело прокурору при обнаружении формальных нарушений(2) Вместе с тем судебная практика применения положений вновь введенного института показала, что он обладает множеством недостатков, ряд из которых существенно ограничивает права потерпевших на доступ к правосудию.
После введения в действие УПК РФ Конституционный Суд Российской Федерации сформулировал правовые позиции
относительно конституционно-правового смысла института, наиболее важные из которых содержатся в следующих решениях: постановления «По делу о проверке конституционности положений статей 125, 219, 227, 229, 236, 237, 239, 246, 254, 271, 378, 405 и 408, а также глав 35 и 39 Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации в связи с запросами судов общей юрисдикции и жалобами граждан» от 8 декабря 2003 г. № 18-П; «По делу о проверке конституционности статьи 405 УПК РФ в связи с запросом Курганского областного суда, жалобами Уполномоченного по правам человека в Российской Федерации, производственно-технического кооператива “Содействие”, общества с ограниченной ответственностью “Карелия” и ряда граждан» от 11 мая 2005 г. № 5-П; «По делу о проверке конституционности положений статей 237, 413 и 418 Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации в связи с запросом президиума Курганского областного суда» от 16 мая 2007 г. № 6-П. Нормы о возвращении судом уголовного дела прокурору стали применяться с учетом сформулированных правовых позиций.
Конституционный Суд Российской Федерации неоднократно рассматривал соответствие положений ст. 237 УПК РФ Конституции России, но при этом не касался основного вопроса — о возможности использования данного института для устранений нарушений уголовно-процессуаль-ного и уголовного закона, допущенных в ходе предварительного расследования, влекущих, в том числе, необходимость изменения обвинения на более тяжкое или существенно отличающееся от предъявленного (в случаях, когда фактические обстоятельства после поступления уголовного дела в суд не изменились).
Признание Конституционным Судом Российской Федерации положений ст. 237 УПК РФ не соответствующими Конституции России(1) привело к возникновению новых вопросов, касающихся конституционно-правового смысла рассматриваемого института и соотношения его с принципом состязательности. Так, в особом мнении судья Конституционного Суда Российской Федерации С. М. Казанцев отмечает, что положения ч. 1 ст. 237 УПК РФ соответствуют Конституции Российской Федерации в той мере, в какой они в системе действующего правового регулирования препятствуют возвращению уголовного дела прокурору для предъявления более тяжкого обвинения, поскольку по своему конституционно-правовому смыслу в системе уголовно-правового и уголовно-процес-суального регулирования они направлены на защиту признаваемых Конституцией России и международно-правовыми нормами прав осужденного и не лишают потерпевшего права на доступ к правосудию и права на эффективную судебную защиту в установленных законом процессуальных формах и, следовательно, не умаляют его достоинство, а также не умаляют принцип независимости судебной власти(2).
Среди процессуалистов и ранее не было единого мнения по вопросу о перспективах реформирования существующего порядка возвращения судом уголовного дела прокурору. Так, некоторые исследователи обосновывали позицию, согласно которой институт направления судом уголовных дел на дополнительное расследование не может существовать в условиях действия принципа состязательности уголовного процесса, а соответственно, и существующий институт возвращения судом уголовного дела прокурору должен быть оставлен без изменений в действующей форме(3).
Однако более верной следует считать точку зрения второй группы процессуалистов, указывающих на частичное восстановление института возвращения уголовного дела на дополнительное расследование(1) в связи с правовыми позициями Конституционного Суда Российской Федерации относительно ст. 237 УПК РФ. В ряде публикаций мы предлагали дополнить ст. 237 УПК РФ новым основанием и наделить суд правом возвращения уголовного дела прокурору в случаях, если при проведении предварительного расследования были допущены существенные нарушения материального и процессуального закона, неустранимые в судебном заседании, повлекшие нарушение или стеснение предоставленных участникам уголовного судопроизводства прав и их законных интересов, в том числе в случае, если имеется необходимость изменения предъявленного обвинения на более тяжкое, а также в связи с выявлением не существовавших на момент предъявления обвинения фактических обстоятельств(2).
В правовой позиции, сформулированной в Постановлении от 2 июля 2013 г. № 16-П, Конституционный Суд Российской Федерации признает, что неправильное применение положений Общей и Особенной частей УК РФ, неправильная квалификация судом фактически совершенного обвиняемым деяния, а потому неверное установление основания уголовной ответственности и назначения наказания (хотя и в пределах санкции примененной статьи) влекут вынесение неправосудного приговора, что недопустимо в правовом государстве, императивом которого является верховенство права, и снижает авторитет суда и доверие к нему как органу правосудия, продолжение же рассмотрения дела судом после того, как им были выявлены допущенные органами предварительного расследования процессуальные нарушения, которые препятствуют правильному рассмотрению дела и которые суд не может устранить самостоятельно, а стороны об их устранении не ходатайствовали, приводило бы к постановлению незаконного и необоснованного приговора и свидетельствовало бы о невыполнении судом возложенной на него Конституцией Российской Федерации функции осуществления правосудия.
При этом Конституционный Суд в указанном решении отмечает, что, направляя уголовное дело прокурору, суд не осуществляет уголовное преследование, т. е. процессуальную деятельность в целях изобличения подозреваемого, обвиняемого в совершении преступления (п. 55 ст. 5 УПК РФ), — он лишь указывает на существо ущемляющих права участников уголовного судопроизводства нарушений, которые не могут быть устранены в судебном заседании и препятствуют разрешению уголовного дела судом, и тем самым не подменяет сторону обвинения, направление дела прокурору не может свидетельствовать о прямой или косвенной заинтересованности судьи в исходе дела и расцениваться как безусловное препятствие для участия судьи в рассмотрении данного дела(3). Приведенная позиция вызвала критику со стороны ученых-процессуалистов, отстаивающих невозможность поворота к худшему в судебном разбирательстве. Вместе с тем она вполне соответствует духу законопроекта «О внесении изменений в
Уголовно-процессуальный кодекс Российской Федерации в связи с введением института установления объективной истины по уголовному делу», подготовленного Следственным комитетом Российской Федерации, в котором поддерживаются необходимость введения (возвращения) в отечественный уголовный процесс принципа установления объективной истины при производстве по делу. Аналогичную позицию занял и представитель Следственного комитета Российской Федерации в заседании Конституционного Суда при рассмотрении жалобы Гадаева Б. Т., указав, что отсутствие реальной возможности для восполнения доказательственной базы на стадии судебного разбирательства, а также запрет на предъявление нового обвинения и переквалификацию деяния в худшую для подсудимого сторону на практике порождает ситуации, когда суд, будучи связан пределами выдвинутого обвинения, вынужден принимать решение, основанное на неверной (объективно заниженной) квалификации деяния, данной органами предварительного следствия или дознания, либо на недостаточных для постановления правосудного решения фактических данных; ст. 237 УПК РФ в части, не предусматривающей возвращение уголовного дела прокурору для устранения препятствий к его рассмотрению судом по ходатайству потерпевшего в целях восполнения неполноты предварительного расследования, неустранимой в ходе судебного разбирательства, а также предъявления обвиняемому нового обвинения либо изменения обвинения, содержащегося в обвинительном заключении на более тяжкое или существенно отличающееся по фактическим обстоятельствам от предъявленного ранее, не соответствует ст.ст. 46—52, 118, 120 и 123 Конституции Российской Федерации(1).
В целом необходимо поддержать правовую позицию Конституционного Суда Российской Федерации, сформулированную в обсуждаемом решении. Вместе с тем следует отметить, что критерии, которыми должен руководствоваться судья при решении вопроса о возвращении уголовного дела прокурору в целях изменения обвинения на более тяжкое, определяются обобщенно. Так, Конституционный Суд Российской Федерации указывает, что положения ч. 1 ст. 237 УПК РФ во взаимосвязи с его ст. 252, рассматриваемые в системе действующего правового регулирования, не позволяют устранить нарушения закона, допущенные органами уголовного преследования, если из содержания обвинительного заключения, обвинительного акта или обвинительного постановления с очевидностью следуют неправильность квалификации описанного в них деяния и необходимость предъявления более тяжкого обвинения, что не может быть осуществлено в судебном разбирательстве; требуется задействование процессуальных механизмов, которые позволяли бы предотвратить вынесение несправедливого, незаконного и необоснованного приговора, на предшествующих стадиях, когда существенно значимым обстоятельствам события, которое будет служить предметом исследования по уголовному делу, в обвинительном заключении, обвинительном акте или обвинительном постановлении дается неправильная уголовно-правовая оценка, очевидная для суда(2). Решение о возвращении уголовного дела судом прокурору является промежуточным, в связи с чем не совсем ясно, каким образом без анализа всех доказательств по уголовному делу суд должен сделать вывод об очевидности неправильной оценки фактических обстоятельств уголовного дела, приведенной в обвинительном заключении (акте, постановлении). Для того чтобы прийти к выводу о необходимости изменения обвинения на более тяжкое, судье необходимо исследовать
представленные сторонами доказательства и привести их оценку в решении, аналогичные мотивированные ходатайства о возвращении уголовного дела должны заявляться и сторонами(1). В противном случае решение судьи о возвращении уголовного дела прокурору в целях ухудшения положения обвиняемого, в том числе и при необходимости изменения обвинения на более тяжкое, не будет соответствовать положениям ст. 7 УПК РФ. При этом возникает закономерный вопрос о возможности рассмотрения данного уголовного дела после его повторного поступления в суд тем же судьей, но уже по существу, с вынесением итогового судебного решения.
Кроме того, открытым остается вопрос о том, возможно ли возвращение уголовного дела судом прокурору, если очевидный вывод о наличии более тяжкого преступления, на который указывает Конституционный Суд, является результатом неполноты или необъективности проведенного предварительного расследования. В случае положительного ответа на данный вопрос можно говорить о восстановлении в уголовном процессе института направления уголовного дела судом на дополнительное расследование в том конституционно-правовом смысле, который придается институту Конституционным Судом Российской Федерации.
Необходимо отметить, что в Постановлении от 2 июля 2013 г. № 16-П не связывается сама возможность возвращения дела прокурору лишь с инициативой сторон. Наоборот, в п. 3.1 рассматриваемого Постановления указывается на то, что если допущенное органами предварительного расследования процессуальное нарушение является таким препятствием для рассмотрения дела, которое суд не может устранить самостоятельно и которое, исключая возможность постановления законного и обоснованного приговора, фактически не позволяет суду реализовать возложенную на него Конституцией Российской Федерации функцию осуществления правосудия, неважно, возвращает суд уголовное дело прокурору по собственной инициативе или по ходатайству стороны, поскольку в таком случае препятствие для рассмотрения уголовного дела самим судом устранено быть не может(2). Данная правовая позиция Конституционного Суда Российской Федерации также входит в противоречие с ранее выраженной(3).
С большой долей вероятности можно сказать, что в первое время при применении обсуждаемой правовой позиции Конституционного Суда правоприменители столкнутся с необоснованными и немотивированными решениями о возвращении уголовных дел прокурору. Очевидно, что практика реализации нового коституционно-правового смысла института возвращения уголовного дела судом прокурору должна формироваться лишь с учетом действующих конституционных принципов уголовного процесса, в том числе принципа состязательности. При этом в соответствии со ст.ст. 118 и 123 Конституции Российской Федерации суды при рассмотрении уголовных дел должны осуществлять исключительно функцию отправления правосудия и не вправе подменять государственные органы и должностных лиц, формулирующих и обосновывающих обвинение.