108-117
ВСЕ СТАТЬИ
Обложка
Содержание
Лавров В. В. Дмитрий Николаевич Блудов (1785—1864): министр юстиции (генерал-прокурор), государственный деятель Российской империи
Задерейчук И. П. Зиверт Феликс Федорович: портрет провинциального прокурора
Безбородов Д. А.Уголовно-правовая оценка совершения преступления несколькими лицами при отсутствии между ними субъективной связи
Зарубин А. В. Уголовная ответственность за фальсификацию единого государственного реестра юридических лиц, реестра владельцев ценных бумаг и системы депозитарного учета
Морозова Ю. В. Некоторые вопросы назначения и исполнения наказания в виде исправительных работ: анализ судебной практики
Пряхина Н. И., Суслина Е. В. Анализ судебной практики применения уголовного законодательства об ответственности за коррупционные преступления в сфере профилактической медицины
Рахманова Е. Н., Филатова Н. Ю. Жестокое обращение с животными в спорте
Сальников А. А. Вопросы квалификации хулиганства на транспорте с применением оружия или предметов, используемых в качестве оружия
Терешков Н. В. Вопросы разграничения преступлений, предусмотренных статьями 239 и 284.1 УК РФ
Григорьева М. А., Данилова Н. А. Изучение прокурором протокола осмотра места происшествия по делам о нарушении требований охраны труда и правил безопасности
Елагина Е. В., Николаева Т. Г. Некоторые проблемы прекращения уголовного дела или уголовного преследования в связи с назначением меры уголовно-правового характера
Конин А. В., Ялышев С. А. Раскрытие преступления: субъекты и алгоритм
Москаленко В. Н. Особенности изъятия объектов электронно-вычислительной техники в ходе производства следственных действий
Никитин Е. Л., Дытченко Г. В. Законодательное регулирование оперативно-розыскных мероприятий как основное условие обеспечения их законности
Челышева О. В. Предъявление для опознания и оценка прокурором его результатов
Бояринцев А. А. Теоретические и практические предпосылки участия отдельных лиц в процессуальных действиях в отношении соучастников преступления
Прохоров А. Б. К вопросу о формировании принципов уголовного судопроизводства
Тарасова Ю. И. Актуальные вопросы, возникающие на предварительном слушании при наличии сведений, имеющих значение для правильного рассмотрения уголовного дела
Гуреева О. А., Чепенко Я. К. Формы участия прокурора в нормоконтроле в Российской Федерации
Кабанова М. Б., Булгакова Л. С. Роль прокуратуры в реализации государственной политики по обеспечению экологической и промышленной безопасности
УГОЛОВНЫЙ ПРОЦЕСС
Научная статья УДК 343.13
К ВОПРОСУ О ФОРМИРОВАНИИ ПРИНЦИПОВ УГОЛОВНОГО СУДОПРОИЗВОДСТВА
Александр Борисович ПРОХОРОВ
al.b.prokhorov@yandex.ru
Невская коллегия адвокатов Санкт-Петербурга, Санкт-Петербург, Россия
Аннотация. Статья посвящена вопросу оформления принципов уголовного судопроизводства в
доктрине и тексте уголовно-процессуального закона. Раскрываются роль и значение прецедентных
решений (или правовых позиций) Европейского суда по правам человека, также решений Конститу-
ционного Суда Российской Федерации, закрепляющих принципы уголовного процесса (на примере
принципа доступа к правосудию). Подчеркивается необходимость интерпретации правовых позиций
Европейского суда по правам человека для целей восприятия отечественной доктриной.
Ключевые слова: суд, принципы уголовного судопроизводства, доктрина, действие закона, доступ
к правосудию
Для цитирования: Прохоров А. Б. К вопросу о формировании принципов уголовного судопроиз-
водства // Криминалистъ. 2021. № 4 (37). С. 108—117.
ON THE ISSUE OF FORMATION OF THE PRINCIPLES
OF CRIMINAL PROCEEDINGS
Alexander B. PROKHOROV
al.b.prokhorov@yandex.ru
Nevsky Bar Association of St. Petersburg, St. Petersburg, Russia
Abstract. The article is devoted to the issue of presentation of the principles of criminal proceedings
in the doctrine and text of the criminal procedure law. The author reveals the role and significance of
precedent decisions (or legal positions) of the European Court of Human Rights as well as the decisions of
the Constitutional Court of the Russian Federation, enshrining the principles of criminal procedure (based
on the principle of access to justice). The necessity of interpreting the legal positions of the European Court
of Human Rights to be taken by the domestic doctrine is emphasized.
Key words: court, principles of criminal proceeding, doctrine, force of law, access to justice
For citation: Prokhorov A. B. On the issue of formation of the principles of criminal proceedings //
Criminalist. 2021. № 4 (37). P. 108—117.
____________________________
Принципы уголовного процесса — основные начала или общие правила уголовного судопроизводства — существуют в двух параллельных плоскостях: в научной мысли (доктрина) и в тексте уголовно-процессуального закона и в иных источниках (нормативное закрепление).
Следует отметить, что исследователи придерживаются и придерживались полярных взглядов на этот счет. Так, в известной работе Т. Н. Добровольской подчеркивается, что принципами могут называться лишь те
основополагающие категории, которые непосредственно выражены в законе [1, с. 9]. Данное утверждение обосновано тезисом о неукоснительном соблюдении уголовно-процессуальной формы, т. е., по сути, требованиями законности как принципа уголовного судопроизводства, которому отводилась особая роль в советском праве.
Интересно, что сам принцип законности, оформленный в ст. 7 Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации (УПК РФ) как «законность при производстве
Стр.108
по уголовному делу», сохраняется и в доктрине и в тексте уголовно-процессуального закона уже длительное время и воспринимается преимущественно однозначно.
Во-первых, законность толкуется как необходимость соблюдения определенной уголовно-процессуальной формы, нарушение которой влечет признание доказательств недопустимыми (ч. 3 ст. 7 УПК РФ). Здесь выражено требование легальности процесса.
Во-вторых, принцип законности состоит в практическом подчинении суда и иных профессиональных участников уголовного судопроизводства требованиям закона (чч. 1, 2 и 4 ст. 7 УПК РФ).
В этом смысле толкование принципа законности остается стабильным многие десятилетия [2, с. 5 — 7].
Противоположную позицию (в отношении взглядов Т. Н. Добровольской и ее сторонников) занимали в советское время многие авторы, например В. Т. Томин, М. Я. Савицкий и др. Позиция данных авторов имеет равное право на существование. Необходимо отметить, что в этом споре в обозримом будущем вряд ли будет «победитель», ведь вопрос кроется в том, что изначально понимать под правом.
Если один ученый видит в праве универсальную формулу, общую норму со своей структурой (гипотеза, диспозиция, санкция), то другой — идею, которую бессмысленно и бесполезно вписывать в структуру отдельно взятой нормы. Мир идей, правовых и духовных, не имеет четко описанных нормативных границ. Вместе с тем невозможно отрицать соответствующее их влияние на практику.
Так, применяя нормы уголовно-процессуального закона по аналогии, суд опирается не только на выявленные общие признаки норм или структуры отношений, но и на общие идеи процесса (совокупность принципов), а это и есть, на наш взгляд, определенный уровень мыслительной абстракции, лежащей вне сухой формулы отдельно взятой нормы.
Т. Н. Добровольская, исходя из собственной концепции принципов советского уголовного процесса, настаивала на том, что идеи в чистом виде не могут регулировать уголовно-процессуальные отношения [1, c. 10]. Однако поскольку современный уголовно-процессуальный закон допускает такие сугубо нравственные (духовные, идейные) категории, как «внутреннее убеждение» и «совесть» (ст. 17 УПК РФ) у судьи, присяжных заседателей, прокурора, следователя, дознавателя, то и соответствующие теоретические подходы возможно было бы переосмыслить. Очевидно, что любой из перечисленных участников уголовного судопроизводства, обладая в полной мере вышеуказанными нравственными свойствами, имея определенный культурный и образовательный уровень, так или иначе будет ориентироваться как на норму закона, так и на общие идеи (принципы) права.
А. В. Кудрявцева и Ю. Д. Лившиц справедливо, на наш взгляд, считают, что принципы уголовного процесса как отрасли права следует отличать от принципов науки уголовного процесса [3, с. 163].
Действительно, принципы права не могут возникнуть из небытия, а являются продуктом рефлексии многих теоретиков, их групп и научных школ. Очевидно, что при этом законодателем будут востребованы (заимствованы из доктрины) те принципы, которые наиболее полным образом будут способствовать выражению его воли (государственный интерес) в соответствующей сфере правоотношений в определенный период времени.
Формальное отсутствие принципа уголовного процесса в тексте закона не означает его отсутствие в доктрине.
В качестве примера можно привести принцип участия в судопроизводстве представителей общественных организаций и трудовых коллективов [1, с. 179 — 192; 4, с. 50—53].
Данный принцип подчеркивал определенную идеологическую направленность уголовного процесса в советский период, отражал во многом содержание программных документов Коммунистической партии и свидетельствовал о демократизме советского уголовного процесса. В настоящее время этот принцип в тексте уголовно-процессуального закона отсутствует.
Любопытно проследить связь между указанным принципом советского уголовного процесса и понятием (правом) народного обвинения, существовавшим в Риме времен
Стр.109
республики. Соответствующее право было неотъемлемым политическим правом свободного гражданина.
Как писал И. Я. Фойницкий, народное обвинение «мыслимо только в странах, где население твердо и ясно сознает свои общественные права и обязанности» [5, с. 73]. В дореволюционном уголовном судопроизводстве (по Судебным уставам императора Александра II от 20 ноября 1861 года) народное обвинение, однако, не признавалось.
Очевидно, обсуждаемые сейчас идеи расширения процессуальных возможностей лица, потерпевшего от преступления, в частности предоставление ему права на поддержание обвинения [6, с. 7], стимулируют одновременно и дискуссию о возможности возвращения в уголовный процесс фигуры общественного (народного) обвинителя.
И. Я. Фойницкий в «Курсе уголовного судопроизводства» наряду с гласностью выделяет и письменность, о которой он говорит как о «способе судебного разбора» [5, с. 89] (применительно к предварительному следствию).
Письменность, в его трактовке, — это фактически один из принципов построения досудебных стадий процесса, который заключается в точном воспроизведении всех действий и показаний путем протоколирования. Любопытно, что современный уголовно-процессуальный закон такового принципа не декларирует (глава 2 УПК РФ), однако из содержания норм Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации (ст. 75, 164, 166 и пр.) можно сделать вывод, что со времен указанного автора почти ничего в плане письменности не изменилось.
Нельзя исключать, что тот или иной «старый» принцип (или идеи, его составлявшие, в переосмысленном виде) будет заимствован из доктрины, интерпретирован по-своему и включен в текст закона. Как известно, все новое — это хорошо забытое старое.
Л. В. Головко подмечено указанное свойство принципов уголовного судопроизводства (развитие принципов одновременно с правом в целом), он называет это свойство альтернативностью [7, с. 264 — 265].
Принципы уголовного судопроизводства не обязательно должны содержаться непосредственно в тексте уголовно-процессуального закона.
Пленум Верховного Суда Российской Федерации в постановлении от 10 октября 2003 г. № 5 «О применении судами общей юрисдикции общепризнанных принципов и норм международного права и международных договоров Российской Федерации» (далее — Постановление Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 10 октября 2003 г. № 5) указал на право соответствующих судов непосредственно применять основополагающие нормы и принципы международного права*.
В силу нормы ч. 3 ст. 1 УПК РФ нормы и принципы международного права являются составной частью законодательства Российской Федерации и применяются судами при условии легитимного принятия Российской Федерацией соответствующих международно-правовых документов (надлежащий порядок ратификации международного договора, например), содержащих вышеуказанные нормы и принципы.
В соответствии с п. 2 постановления Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 27 июня 2013 г. № 21 «О применении судами общей юрисдикции Конвенции о защите прав человека и основных свобод от 4 ноября 1950 года и Протоколов к ней» (далее — Постановление Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 27 июня 2013 г. № 21) правовые позиции Европейского суда по правам человека (далее также — ЕСПЧ) применяются при «аналогичных обстоятельствах» судебного дела**.
То есть данным правовым позициям ЕСПЧ высшая судебная инстанция Российской Федерации придает силу, сопоставимую с
Стр.110
международно-правовым документом. Более того, исходя из логики Верховного Суда Российской Федерации, непосредственно в соответствующих правовых позициях могут быть сформулированы нормы и принципы права. Остановимся на данном вопросе подробнее.
Так, под правовой позицией Европейского суда по правам человека Верховный Суд Российской Федерации понимает тот же прецедент, т. е. решение, изложенное в окончательном постановлении ЕСПЧ, принятом в отношении Российской Федерации и обязательном для судов (п. 2 Постановления Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 27 июня 2013 г. № 21).
Правовые позиции ЕСПЧ имеют определенные особенности, тесно связанные с западной (европейской) традицией, которая существенным образом отличается от отечественной правовой доктрины. В связи с чем соответствующие «правовые позиции» ЕСПЧ должны быть предварительно интерпретированы или обобщены для применения участниками уголовно-процессуальных отношений в Российской Федерации. Трудности кроются не только в языке и стиле.
В этом смысле важную роль играют обзоры Верховного Суда Российской Федерации.
Не менее важная роль принадлежит интерпретаторам — юристам, которыми подготовлены авторитетные комментарии к прецеденту ЕСПЧ, порожденному, подчеркнем, собственным механизмом Конвенции о защите прав человека и основных свобод 1950 года* (ратифицирована Федеральным законом от 30 марта 1998 г. № 54-ФЗ**; далее также — Европейская конвенция).
Одним из самых известных источников толкования прецедента ЕСПЧ является комментарий Н. Моул, К. Харби и Л. Б. Алексеевой [8]. Авторы анализируют отдельные судебные дела (прецеденты), наиболее значимые для иллюстрации положений Европейской конвенции. При этом не выделяют правовые позиции, как это сделал Верховный Суд Российской Федерации.
Такой подход представляется нам оправданным (применительно к собственному правовому механизму Конвенции о защите прав человека и основных свобод), поскольку прецедентные решения ЕСПЧ указывают на возможность применения в конкретном деле именно конвенционной нормы, а не некой абстрактной «правовой позиции». Прецедент ЕСПЧ иллюстрирует правовые параметры применения конвенционной нормы, ее смысл, не восполняя собой, однако, какие-либо пробелы в тексте (правовой материи) Европейской конвенции.
В этом значении категория «правовая позиция», которую при желании можно толковать как обязательный правовой элемент, равный по силе норме Европейской конвенции, один из выявленных толкованием смыслов названной Европейской конвенции, вряд ли уместна для ввода в научный оборот. И выделение Верховным Судом Российской Федерации категории «правовая позиция» Европейского суда по правам человека представляется довольно спорным.
Правовые позиции ЕСПЧ, однако, уже стали полноценным объектом изучения уче- ными-процессуалистами.
Например, Т. В. Трубникова настаивает на выяснении содержания данных позиций ЕСПЧ с дальнейшим сопоставлением их с российским законодательством [9, с. 3].
В то же время соответствующие научные обобщения правовых позиций ЕСПЧ в практическом смысле носят характер обычного профессионального комментария основных прецедентных решений ЕСПЧ. При этом выйти за рамки обычного обобщения решений (прецедентов) ЕСПЧ авторам довольно тяжело, поскольку правовые позиции, не будучи связанными с отечественной доктриной и традицией, на наш взгляд, трудно увязать с идеями и концепциями развития уголовного процесса.
Важно отметить, что интерпретация правовых позиций ЕСПЧ обусловлена понятийным аппаратом Европейской конвенции. Соответственно, вопрос о том, как переложить дух и смысл прецедентных решений ЕСПЧ на материю отечественной
Стр111
доктрины, будет потенциально актуальным всегда, пока Европейская конвенция сохраняет свое правовое значение для Российской Федерации.
В качестве примера можно привести дело «Голдер (Golder) против Соединенного Королевства»* и соответствующий комментарий к нему [8, с. 60 — 62].
Прецедентное решение касается права на доступ к правосудию, которое рассматривается ЕСПЧ как составляющая часть справедливого судебного разбирательства, гарантированного ст. 6 Европейской конвенции [9, с. 63 — 75]**.
Так, ЕСПЧ квалифицировал как нарушение права на доступ к правосудию*** отказ заключенному в реальной возможности встреч с адвокатом. Такая встреча потребовалась заключенному для получения консультации о порядке (процедуре) предъявления иска к сотруднику тюрьмы по поводу диффамации. В данном случае ЕСПЧ не только дал оценку неправомерному ограничению заключенного в получении значимой правовой информации, но и отметил необходимость конфиденциального характера правовых консультаций.
В судебном решении по делу «Кэмпбелл (Campbell) и Фелл (Fell) против Соединенного Королевства» ЕСПЧ подтвердил, что обстоятельства нарушения конфиденциального общения доверителя с адвокатом (защитником) свидетельствуют о нарушении права на доступ к правосудию****.
Необходимо заметить, что в отечественной доктрине право на доступ к правосудию имеет несколько иное смысловое наполнение*****, самостоятельное правовое значение (как принцип, а не элемент иного понятия).
Применительно к характеристике права на доступ к правосудию в отечественном уголовном судопроизводстве ниже будут приведены ссылки на решения Конституционного Суда Российской Федерации, формирующие представление о данном праве (принципе).
Очевидно, в Российской Федерации суд общей юрисдикции проверил бы обстоятельства подобных кейсов (дел) на предмет исполнения процессуального закона в части допуска защитника, также в контексте профессиональных прав (адвокатская тайна и пр.).
В отечественной доктрине аналогичные ситуации не рассматриваются как нарушение права на доступ к правосудию. Хотя ценностный (идейный) аспект указанных прецедентных решений ЕСПЧ будет, безусловно, разделяться отечественной системой правосудия.
В этой связи необходимо отметить следующее.
Прецедентные решения ЕСПЧ могут подтверждать те или иные международно-правовые правила и принципы и могут быть использованы для практических целей применения права судами Российской Федерации.
При этом прецедент (правовая позиция) ЕСПЧ в отличие от указанной Европейской конвенции не является самостоятельным источником российского уголовно-процессуального права. Так, прецедент не дополняет норму Европейской конвенции, а лишь иллюстрирует ее в плане возможности применения к обстоятельствам конкретного дела исходя из философии ценностей, установленных названной Конвенцией.
При таких обстоятельствах прецедент ЕСПЧ имеет значение «ценностного» источника, отвечает в каждом конкретном деле на
вопросы: справедливо или нет? допустимо
(с позиций Европейской конвенции) или нет?
Стр.112
В этом смысле прецедент ЕСПЧ является, по сути, маркером, подтверждающим уровень развития системы национального правосудия и эффективность государственной уголовно-правовой политики.
Прецедентные решения ЕСПЧ нуждаются в интерпретации и осмыслении отечественной доктриной и одновременно отечественным правоприменителем, поскольку они «привязаны» к той или иной норме Европейской конвенции и обусловлены, как выше отмечено, системой ценностей данной Конвенции и европейской традицией.
Полагаем, что по вышеприведенным причинам вне указанной интерпретации прецедент, или правовая позиция, ЕСПЧ не обладает самостоятельной ценностью для отечественной доктрины уголовного судопроизводства.
Совершенно иное значение имеют правовые позиции Конституционного Суда Российской Федерации.
На наш взгляд, полностью оправданны изменения, внесенные в ч. 3 ст. 1 УПК РФ Федеральным законом от 8 декабря 2020 г. № 419-ФЗ, в части возможности применения положений международных договоров*.
Так, в соответствии с новой редакцией указанной нормы не допускается применение правил международных договоров в их истолковании, противоречащем Конституции Российской Федерации.
Данные изменения подчеркивают значение конституционно-правового толкования норм права и одновременно утверждают роль решений Конституционного Суда Российской Федерации. Именно в правовых позициях Конституционного Суда отечественная доктрина оптимально может быть связана с ключевыми международными нормами и принципами. Таким образом, можно констатировать зависимое положение прецедента (правовой позиции) ЕСПЧ по отношению к правовым позициям Конституционного Суда Российской Федерации.
Необходимо также отметить, что до указанного Федерального закона от 8 декабря 2020 г. № 419-ФЗ Конституционный Суд Российской Федерации брал на себя функции поиска «разумного баланса» в связи с исполнением прецедента (правовой позиции) ЕСПЧ.
Примером может служить Постановление Конституционного Суда Российской Федерации от 19 января 2017 г. № 1-П**. В данном решении суд не только дал оценку предмету конституционно-правового разбирательства, но и подчеркнул ряд обстоятельств, значимых для отечественного правоприменения.
В частности, Конституционный Суд указал, что толкование ЕСПЧ норм Европейской конвенции, достаточно абстрактно сформулированных, должно осуществляться по правилам Венской конвенции о праве международных договоров 1969 года***.
То есть Конституционный Суд Российской Федерации подчеркнул, что прецедент ЕСПЧ не некий правовой абсолют той же силы, что и Европейская конвенция, а продукт толкования, в ходе которого не исключены ошибки. Очевидно, Конституционный Суд Российской Федерации ставит под сомнение вопрос о значении прецедента ЕСПЧ как универсальной правовой позиции.
В связи с чем заимствование судами Российской Федерации правовых позиций ЕСПЧ возможно в настоящее время исключительно через призму решений Конституционного Суда Российской Федерации. Данный подход обусловлен существующей иерархией правовых актов, высокой правовой силой решений именно Конституционного Суда Российской Федерации.
Стр.113
Представляется, что по указанной причине Постановления Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 10 октября 2003 г. № 5 и от 27 июня 2013 г. № 21 (допускают прямое применение правовых позиций ЕСПЧ) должны быть пересмотрены.
Стоит отметить, что в научной среде нет единства относительно того, считать ли правовые позиции Конституционного Суда Российской Федерации неотъемлемой частью российского законодательства.
В тексте уголовно-процессуального закона (ст. 1, 7 и иные УПК РФ) отсутствует ссылка на правовые позиции Конституционного Суда Российской Федерации. Объясняется это тем, что законодатель стремится продекларировать завершенность УПК РФ как концептуального документа.
Вероятно, позиция законодателя — это еще одно подтверждение доктринальной установки, что любой суд, в том числе такого уровня, как Конституционный Суд Российской Федерации (или, например, ЕСПЧ), не создает норм права, а лишь толкует их и применяет в конкретном деле.
Вопрос об отнесении судебной практики к источникам права в Российской Федерации имеет равное число сторонников и противников, открыт для дискуссии [10, с. 591 — 606].
В этой связи вновь обратимся к труду «Курс уголовного судопроизводства» выдающегося русского правоведа И. Я. Фойниц- кого, где отражены начала (правила) толкования закона и правила его пополнения [5, с. 174 — 177, 181 — 183]. Под пополнением автор понимает и то, что сейчас именуют судебным нормотворчеством, и применение закона по аналогии.
При этом в качестве одного из способов пополнения закона И. Я. Фойницкий называл пополнение при помощи науки права, исходя из обобщения сведений о правовом институте, с которым сопряжен соответствующий пробел.
Право (возможность) суда восполнить пробел закона через его пополнение обоснована И. Я. Фойницким через формулу: суду легче заступить место законодателя, чем наоборот [5, с. 182].
Трудно не согласиться с такой мотивировкой. Реальные «потоки» жизненных ситуаций не всегда могут быть вписаны с узкое «русло» закона. Создавать для таких случаев сложные казуистичные нормы закона не в традициях отечественной школы уголовного процесса [11, с. 11 — 15, 20—27 и др.].
При этом суд, становясь на место законодателя, по мысли И. Я. Фойницкого, «проникается его духом» [5, с. 182], стремясь разрешить спорный вопрос на основе общих начал закона, т. е. его принципов.
В современной юридической мысли вопросы, поставленные русским правоведом, не теряют актуальности. Кроме собственно дискуссии о том, возможно ли судебное нормотворчество (пополнение закона, правотворчество) как таковое, идет полемика о пределах судебного толкования.
Не вдаваясь в детали такой полемики (относительно разграничения толкования и нормотворчества), обратим внимание на наличие обширной литературы по данному вопросу [12; 13 и др.].
Отметим также, что дискуссия о возможностях пополнения права (право-, нормотворчества) в указанном смысле связывается с высшими судами Российской Федерации.
Как на противника идеи судебного правотворчества (нормотворчества) можно сослаться на Т. Н. Добровольскую, которая видела в судебной практике только «предпосылки правотворческой деятельности», т. е. законодательной инициативы (деятельности). Иное грозило бы, по ее мнению, подменой законодательного порядка прецедентным правом. Такая подмена признавалась автором не соответствующей духу и смыслу советского уголовного процесса [1, с. 25].
То что Конституционный Суд Российской Федерации не создает нормы права, утверждал, в частности, известный ученый-правовед В. П. Божьев, с точки зрения которого Конституционный Суд Российской Федерации ограничен рамками проверки закона на конституционность [14, с. 18 — 19]. Соответственно такому подходу мотивировка решений Конституционного Суда Российской Федерации имеет значение лишь для конкретного дела.
Иного мнения придерживается, например, В. Д. Зорькин, который считает, что правовые позиции Конституционного Суда Российской Федерации имеют значение прецедента,
Стр.114
обладают преюдициальной силой и обязательны для всех судов Российской Федерации. Решения Конституционного Суда Российской Федерации также характеризуются тем, что толкование норм Конституции Российской Федерации, оформленное ими, неотделимо, по существу, от самой Конституции [15].
Позиция В. Д. Зорькина представляется нам более убедительной и подтвержденной временем: суды Российской Федерации повсеместно ссылаются на решения Конституционного Суда Российской Федерации по знаковым делам и ставят их выше обычных норм закона.
Правовые позиции Конституционного Суда Российской Федерации могут закреплять отдельные принципы судопроизводства. Как, например, для случая с правом (принципом) на доступ к правосудию в уголовном судопроизводстве.
Так, норма о праве на доступ к правосудию отсутствует в главе 2 УПК РФ, однако соответствующий принцип сформулирован в ряде преюдициальных решений Конституционного Суда Российской Федерации. Например, значение права на доступ к правосудию в системе принципов права подтверждено в Определении Конституционного Суда Российской Федерации от 9 февраля 2016 г. № 220-О*.
В указанном Определении Конституционный Суд анализирует ситуацию ограничения права на обращение в суд, соотносит право с существующим процессуальным порядком. Проводит грани между восприятием идеи доступа к правосудию и нормативной моделью процессуального закона (в анализируемом примере — гражданского процессуального).
Относительно пределов судебной проверки отдельных процессуальных актов в ходе предварительного следствия Конституционный Суд Российской Федерации в Постановлении от 23 марта 1999 г. № 5-П указал на невозможность предварительных оценок данных процессуальных актов для суда, который в будущем должен рассматривать уголовное дело по существу**.
Вышеуказанные решения Конституционного Суда Российской Федерации находятся в тесной корреляции с отечественной доктриной и дополняют представления о праве на доступ к правосудию исходя из иных норм, «разбросанных» по тексту УПК РФ.
Значение правовых позиций Конституционного Суда Российской Федерации трудно переоценить. Они оттеняют смысл закона и указывают конституционный вектор его действия для законодателя. Ими могут быть оформлены, в частности, принципы уголовного процесса.
Правовые позиции Конституционного Суда Российской Федерации связывают отечественную доктрину и закон. В этом еще одно отличие правовых позиций ЕСПЧ и Конституционного Суда Российской Федерации.
Толкование Конституционным Судом международно-правовых норм согласно ч. 3 ст. 1 УПК РФ в редакции Федерального закона от 8 декабря 2020 г. № 419-ФЗ обязательно для судов. На наш взгляд, такое толкование должно опосредовать восприятие и применение судами Российской Федерации не только соответствующих международно-правовых норм, но и практики (правовых позиций) ЕСПЧ.
Подводя итог, следует сделать следующие выводы.
В доктрине нет единства относительно формы закрепления (существования) принципов уголовного судопроизводства. Считаем, что принципы уголовного судопроизводства могут быть сформулированы равным образом и в законе, и в доктрине права. При этом
Стр.115
принципы права, развиваясь в доктрине, могут идти «своим путем». В связи с чем теоретикам и законодателю открываются возможности для использования отдельных элементов (идей) различных принципов (пример с общественным обвинителем).
Доктринальные принципы, сопряженные с идейным восприятием права конкретным правоприменителем (суд, прокурор, иные участники-профессионалы), равным образом определяют практику применения уголовно-процессуального закона, наряду с нормативно оформленными принципами уголовного судопроизводства.
Принципы отечественного уголовного судопроизводства могут быть закреплены в решениях Конституционного Суда Российской Федерации, в которых содержатся правовые позиции. При этом федеральный законодатель и правоприменитель не могут не учитывать данные позиции, поскольку они по юридической силе выше норм УПК РФ, дополняют и восполняют уголовно-процессуальный закон.
Правовые позиции ЕСПЧ не являются самостоятельным источником права.
В правовых позициях ЕСПЧ могут быть подтверждены признанные международным правом принципы, касающиеся уголовного судопроизводства. Вместе с тем в силу определенных обстоятельств (доктринальные различия, понятийный аппарат и пр.) прецедент ЕСПЧ требует интерпретации, которая в любом случае не должна расходиться с правовыми позициями Конституционного Суда Российской Федерации. В доктрине нет единых подходов к такой интерпретации. В связи с чем весомое значение имеют авторитетные комментарии к прецеденту ЕСПЧ.
Список источников
- Добровольская Т. Н. Принципы советского уголовного процесса : (Вопросы теории и практики). Москва : Юрид. лит., 1971. 199 с.
- Давыдов П. М. Принципы советского уголовного процесса : учеб. пособие. Свердловск : [Б. и.], 1957. 51 с.
- Кудрявцева А. В., Лившиц Ю. Д. О понятии принципа в уголовном процессе // Известия высших учебных заведений. Правоведение. 2001. № 4 (237). С. 162-170.
- Принципы советского уголовного процесса : метод. разраб. / Укр. с-х. акад. ; сост. Г. И. Чангу- ли. Киев : УСХА, 1980. 58 с.
- Фойницкий И. Я. Курс уголовного судопроизводства. Санкт-Петербург : Альфа, 1996. 607 с.
- Иванов В. В. Проблемы реализации и процессуальные гарантии конституционного права потерпевшего на доступ к правосудию и судебную защиту : специальность 12.00.09 «Уголовный процесс, криминалистика и судебная экспертиза; оперативно-розыскная деятельность» : автореф. дис. ... канд. юрид. наук. Самара, 2004. 22 с.
- Курс уголовного процесса / А. А. Ара- тюнян, Л. В. Брусницын, О. Л. Васильев [и др.] ; под ред. Л. В. Головко. 2-е изд., испр. Москва : Статут, 2017. 1280 с.
- Моул Н., Харби К., Алексеева Л. Б. Европейская конвенция о защите прав человека и основных свобод. Статья 6 «Право на справедливое судебное разбирательство» : прецеденты и комментарии. Москва : Рос. акад. правосудия, 2001. 143 с.
- Трубникова Т. В. Право на справедливое судебное разбирательство: правовые позиции Европейского Суда по правам человека и их реализация в уголовном процессе Российской Федерации : учеб. пособие. Томск : Изд-во Том. гос. ун-та, 2011. 296 с.
- Марченко М. Н. Проблемы теории государства и права : учебник. Москва : Проспект, 2001. 755, [1] с.
- Васильева Т. А. Как написать закон. Москва : Юрайт, 2012. 148 с. (Профессиональные навыки юриста).
- Гук П. А. Судебная практика как форма судебного нормотворчества в правовой системе России: процессы демократизации // Юридическая техника. 2014. № 8. С. 126-130.
- Ображиев К. В. Судебное толкование и судебное нормотворчество: проблемы соотношения // Журнал российского права. 2010. № 3 (159). С. 98-103.
- Научно-практический комментарий к Уголовно-процессуальному кодексу Российской Федерации / В. К. Бобров, В. П. Божьев, С. В. Бородин [и др.] ; под общ. ред. В. М. Лебедева ; науч. ред. В. П. Божьев. Москва : Спарк, 2003. 1007 с.
- Зорькин В. Д. Прецедентный характер решений Конституционного Суда Российской Федерации // Журнал российского права. 2004. № 12. С. 3-9.
- Анишина В. И. Основы судебной власти и правосудия в Российской Федерации : курс лекций. Москва : Эксмо, 2008. 272 с.
References
- Dobrovol'skaya T. N. Principy sovetskogo ugolovnogo processa : (Voprosy teorii i praktiki). Moskva : YUrid. lit., 1971. 199 s.
- Davydov P. M. Principy sovetskogo ugolovnogo processa : ucheb. posobie. Sverdlovsk : [B. i.], 1957. 51 s.
- Kudryavceva A. V., Livshic YU. D. O ponyatii principa v ugolovnom processe // Izvestiya vysshih uchebnyh zavedenij. Pravovedenie. 2001. № 4 (237). S. 162-170.
- Principy sovetskogo ugolovnogo processa : metod. razrab. / Ukr. s-h. akad. ; sost. G. I. CHangu- li. Kiev : USKHA, 1980. 58 s.
- Fojnickij I. YA. Kurs ugolovnogo sudoproiz- vodstva. Sankt-Peterburg : Al'fa, 1996. 607 s.
- Ivanov V. V. Problemy realizacii i proces- sual'nye garantii konstitucionnogo prava poter- pevshego na dostup k pravosudiyu i sudebnuyu zashchitu : special'nost' 12.00.09 «Ugolovnyj process, kriminalistika i sudebnaya ekspertiza; oper- ativno-rozysknaya deyatel'nost'» : avtoref. dis. ... kand. yurid. nauk. Samara, 2004. 22 s.
- Kurs ugolovnogo processa / A. A. Aratyun- yan, L. V. Brusnicyn, O. L. Vasil'ev [i dr.] ; pod red. L. V. Golovko. 2-e izd., ispr. Moskva : Statut, 2017. 1280 s.
- Moul N., Harbi K., Alekseeva L. B. Evropej- skaya konvenciya o zashchite prav cheloveka i osnovnyh svobod. Stat'ya 6 «Pravo na spravedli- voe udebnoe razbiratel'stvo» : precedenty i kom- mentarii. Moskva : Ros. akad. pravosudiya, 2001. 143 s.
- Trubnikova T. V. Pravo na spravedlivoe sudebnoe razbiratel'stvo: pravovye pozicii Evrope- jskogo Suda po pravam cheloveka i ih realizaciya v ugolovnom processe Rossijskoj Federacii : ucheb. posobie. Tomsk : Izd-vo Tom. gos. un-ta, 2011. 296 s.
- Marchenko M. N. Problemy teorii gosu- darstva i prava : uchebnik. Moskva : Prospekt, 2001. 755, [1] s.
- Vasil'eva T. A. Kak napisat' zakon. Moskva : YUrajt, 2012. 148 s. (Professional'nye navyki yurista).
- Guk P. A. Sudebnaya praktika kak forma sudebnogo normotvor-chestva v pravovoj sisteme Rossii: processy demokratizacii // YUridicheskaya tekhnika. 2014. № 8. S. 126-130.
- Obrazhiev K. V. Sudebnoe tolkovanie i sudebnoe normotvorchestvo: problemy sootnosh- eniya // ZHurnal rossijskogo prava. 2010. № 3 (159). S. 98-103.
- Nauchno-prakticheskij kommentarij k Ugolovno-processual'nomu kodeksu Rossijskoj Federacii / V. K. Bobrov, V. P. Bozh'ev, S. V. Borodin [i dr.] ; pod obshch. red. V. M. Lebedeva ; nauch. red. V. P. Bozh'ev. Moskva : Spark, 2003. 1007 s.
- Zor'kin V. D. Precedentnyj harakter reshenij Konstitucionnogo Suda Rossijskoj Federacii // ZHurnal rossijskogo prava. 2004. № 12. S. 3-9.
- Anishina V. I. Osnovy sudebnoj vlasti i pravosudiya v Rossijskoj Federacii : kurs lekcij. Moskva : Eksmo, 2008. 272 s.