СЛОВО МОЛОДЫМ УЧЕНЫМ

 Д. А. СЫЧЕВ

С уничтожением самодержавия как основы и источника государственной власти и отстранения от непосредственного управления страной Временного правительства новая революционная власть в целях построения государственного механизма, адекватного текущему моменту, выдвинула тезис «Вся власть Советам!», de facto опиравшийся на концепцию  Ж.-Ж. Руссо о единстве власти народа. Закономерным итогом такого подхода был пересмотр функций всех государственных органов, в том числе и в уголовном судопроизводстве.

Декретом СНК о суде № 1 от 24 ноября 1917 г. в Российской Советской Республике ликвидируется институт прокуроров, а также существовавший ранее порядок уголовного судопроизводства. Декретом ВЦИК о суде № 2 от 15 февраля 1918 г. предварительное следствие по уголовным делам возлагается на местных и окружных судей, следственные комиссии из трех лиц (а впоследствии единолично действующих народных следователей) при губернских (городских) Советах рабочих, солдатских и крестьянских депутатов, военных следователей при таких внесудебных органах, как реввоентрибуналы, с одновременным значительным упрощением и ускорением судебного процесса. Надзорная функция как самостоятельное направление деятельности независимого органа оказывается невостребованной в условиях соединения нескольких основных функций процесса (расследование, уголовное преследование, надзор, разрешение дела по существу, а в ряде случаев и защита) в деятельности одного субъекта и таких определяющих факторов в принятии уголовно-процессуальных решений, как «революционная совесть», «революционное правосознание», «революционное чутье в отношении классовых врагов».

Переход страны к мирному строительству сделал вопрос о создании независимых надзорных органов злободневным. Особую озабоченность вызывала область уголовного преследования. Идейная основа, содержание и принципы новой прокуратуры РСФСР были заложены В. И. Лениным, призвавшим «…бороться за законность культурно…»(1). Законность «не может быть калужская и казанская, а должна быть единая всероссийская и даже единая для всей федерации советских республик…», а «прокурор имеет право и обязан делать только одно: следить за установлением действительно единообразного понимания законности во всей республике, несмотря ни на какие местные различия и вопреки каким бы то ни было местным влияниям…»(2), — пишет он. Ленинский подход проявился в полной мере в принятом ВЦИК Положении о прокурорском надзоре(3), которое было подписано 28 мая 1922 г., а обрело силу закона и введено в действие 1 августа 1922 г. В соответствии с ним прокуратура РСФСР мыслилась как централизованная, под руководством партии, система независимых от местных властей органов, объединяющая борьбу с преступностью, совмещающая обвинительную и надзорную

Стр.114

В принятых 25 мая 1922 г. и 15 февраля 1923 г. УПК РСФСР(1) закрепляется обязанность прокуратуры возбуждать уголовное преследование по всякому совершившемуся преступлению «перед судебными и следственными органами». Прокурор получает право: знакомиться с актами следователя; давать обязательные для последнего указания о дополнении и направлении предварительного следствия; предлагать избрать или изменить избранную меру пресечения; возражать против прекращения уголовного дела перед судом; направлять дело на доследование с изложением подлежащих исследованию обстоятельств. Кроме того, прокурор получает право контроля ключевых следственных и процессуальных действий, производимых следователем.

При этом надо признать, что полноценным органом, осуществляющим уголовное преследование на предварительном следствии, прокурор согласно УПК РСФСР 1922 г. и первым редакциям УПК РСФСР 1923 г. не стал. Его осуществлял следователь, который оставался вполне самостоятельной фигурой, производя предварительное следствие, самостоятельно избирая меру пресечения и предъявляя обвинение, принимая решение по возбуждаемому прокуратурой уголовному преследованию.

Отношения прокурора с органами дознания основываются на качественно ином принципе. Они суть руки прокурора как главы обвинительной власти, действующие в полном соответствии с его указаниями, по его разрешению и под его полным надзором. При этом дознание в характере своей деятельности, определяемой законом, движется от предварительного розыска, обеспечивающего следствие (каким оно было по Уставу уголовного судопроизводства 1864 года и в первые послереволюционные годы) к обретению черт, свойственных исключительно предварительному следствию, вплоть до стирания грани между функциями этих органов.

Таким образом, в уголовно-процес-суальном законодательстве первых лет существования РСФСР сохранился прежний подход к соотношению надзорно-обвинительных полномочий прокурора и судебного следователя. Однако характер этих властей в формирующемся уголовном судопроизводстве был спорный. В одной из них сочеталось уголовное преследование с элементами надзора и судебной власти. Надзорно-обвинительная сущность другой также была несовместима с включением прокуратуры  в состав Верховного суда СССР при независимости от наркомата юстиции. Такое положение вещей противоречило принципам разделения государственных функций, а также единства и централизации управления каждой из них.

Позже Постановлением ЦИК и СНК СССР от 20 июня 1933 г. образуется прокуратура СССР с дальнейшим подчинением ей органов прокуратур союзных республик и наделением функциями одновременно упраздняемой прокуратуры Верховного суда СССР. В 1936 году прокуратура СССР обрела конституционный статус в качестве органа «высшего надзора», в числе основных задач которого сохранялись возбуждение уголовного преследования и поддержание государственного обвинения в целях проведения и

Стр.115

укрепления на всей территории страны единой социалистической законности. Параллельно этому расширялись функции уголовного преследования прокуратуры путем наделения ее правом ведения предварительного следствия — учреждение народных следователей. Следственный аппарат был выведен из ведения судов, подчинен прокуратуре и фактически приобрел монопольное право на расследование преступлений. Следователи же, утратив несвойственную им функцию разрешения дела по существу, нередко возлагаемую на них законом и судебной практикой(1), не только фактически, психологически и организационно, но по своему процессуальному статусу заняли положение представителя обвинительной власти или, иначе говоря, исполнителя функции уголовного преследования, — как справедливо замечают В. С.  Шадрин и Г. В. Овчинникова(2). При этом генератором функции уголовного преследования, или вершиной пирамиды обвинительной власти, стал прокурор. По верному утверждению С. А. Шейфера, «возникла новая сохранившаяся на многие годы вплоть до обновления уголовно-процессуального законодательства в 1960 году (а фактически сохранившаяся и с принятием УПК РФ в 2001 году) модель расследования, направление которому задавал прокурор путем указаний подчиненным ему следователям, которые превратились в его помощников по следствию»(3). В УПК РСФСР 1922 и 1923 гг. закрепляется участие сторон в судебной части уголовного процесса, ст. 111 Конституции СССР 1936 г. признает за обвиняемым право на защиту, а правовая доктрина того времени осторожно говорит о состязательности в процессе, но не как о принципе, а исключительно как о временном техническом методе раскрытия судебной истины, позволяющем свести к минимуму возможные судебные ошибки. При этом на фоне удаления защиты со стадии предварительного следствия фигура прокурора обретает свое особое правозащитное назначение.

Демократические принципы участия прокурора в досудебном производстве, заложенные в УПК РСФСР 1923 г., были практически сведены на нет введением 1 декабря 1934 г. глав 33, 34, содержащих изъятия из общего порядка производства по делам о терроризме, диверсионной и вредительской деятельности. Кроме того, органы НКВД были фактически выведены из-под надзора прокуратуры, были созданы внесудебные органы в виде «двоек», «троек», «особого совещания при НКВД СССР». Катастрофически низкая правовая квалификация следователей(4) при идеологической «заточке», внедрение плановых начал в сферу борьбы с преступностью и, как следствие, гонка за показателями создали почву не только для сведения счетов с политическими противниками, но сказались на эффективности уголовного преследования реальных преступников, привели к раскручиванию маховика репрессий и фабрикации дел в отношении десятков тысяч ни в чем не повинных

Стр.116

Вышеперечисленные задачи и направления деятельности органов прокуратуры в дальнейшем были повторены в таком документе, как Основы уголовного судопроизводства Союза ССР и союзных республик, принятом 25 декабря 1958 г. на 2-й сессии Верховного Совета СССР 5-го созыва. Этот документ был взят за основу при создании УПК РСФСР 1960 г.; кроме того, в новый УПК были включены надзорные полномочия прокурора, предусмотренные Положением о прокурорском надзоре 1955 г. Возвращение полноты надзора за всеми правоприменителями уголовно-процессуального закона при отсутствии нормативно закрепленного в уголовно-процессуальном законодательстве принципа состязательности еще долго позволяло прокурору оставаться подлинным «хозяином процесса»(1).

 Чересчур широкий спектр полномочий прокурора по вмешательству в предварительное расследование и корреспондировавший им слабый, неэффективный и потому на деле практически не реализуемый правовой механизм преодоления прокурорской власти следователем

Стр.117

позволил некоторым исследователям сформулировать вывод о выполнении прокурором, наряду с функциями надзора и уголовного преследования, функции процессуального руководства(1). «Надзор за расследованием, — писал В. М. Савицкий, — состоит в осуществляемом прокурором процессуальном руководстве деятельностью органов расследования. Вне такого руководства предоставленные прокурору надзорные полномочия не могут быть реализованы…»(1). Однако чрезвычайная по объему область потенциального процессуального руководства прокурора привела к фактической невозможности  реального исполнения им этой функции. Законодатель, ввиду создавшегося положения, пошел по пути не расширения штатов органов прокуратуры, а создания в 1965 году в поднадзорных следственных подразделениях должности начальников следственных подразделений, наделив их соответствующими полномочиями. Такой шаг дал начало процессу фактической концентрации значительной доли обвинительной власти в следственных органах, ограничителем которой могло стать только целевое обжалование участником процесса их действий прокурору. По большому счету это превратило прокурора из «хозяина процесса», которым он фактически не успел стать, в «барина процесса», которым он не должен быть.

Принятые 7 октября 1977 г. Конституция СССР и 30 ноября 1979 г. Закон «О прокуратуре СССР» вобрали в себя весь исторический опыт правового регулирования сообразно видению законодателем роли прокурора в советском уголовном процессе, но не изменили направлений его деятельности в ходе досудебного производства. Таковыми, по-прежнему, остались надзор за исполнением законов органами дознания и предварительного следствия, привлечение к уголовной ответственности и самостоятельное расследование преступлений.

Развал СССР в 1991 году и, как следствие, кризис новой государственности не могли не оказать влияния на уголовное судопроизводство. Концепция судебной реформы в РСФСР, одобренная 24 октября 1991 г. Верховным Советом РСФСР, провозгласила курс на последовательное проведение в жизнь демократических принципов и всемерное развитие состязательности процесса. Такие ее положения, как состязательность, презумпция невиновности, независимость суда, нашли отражение в принятой в 1993 году Конституции Российской Федерации. Применительно к деятельности прокурора на досудебных стадиях процесса действующий Федеральный закон «О прокуратуре Российской Федерации» от 17 января 1992 г. № 2202-1 сохранил уголовное преследование и надзор за органами, осуществляющими дознание и предварительное следствие, как направления прокурорской деятельности. Принятый 1 июля 2002 г. УПК РФ подтвердил полномочность прокурора на надзор и уголовное преследование, сохранив  за незначительным изъятием надзорные полномочия прокурора, предусмотренные УПК РСФСР. Природу процесса на досудебных стадиях новый уголовно-процессуальный закон не реформировал, унаследовав от своего предшественника смешанную модель, связанную ограничением стороны защиты в проявлении исследовательского и познавательного начал, внедрив в нее лишь элементы состязательности.

Декларируя повышение эффективности прокурорского надзора на досудебных стадиях и оставаясь приверженцем

Стр.118

Подобному шагу законодателя не предшествовало широкое обсуждение поправок в УПК РФ с привлечением правоприменителей и деятелей науки с опорой на имеющийся исторический опыт, при сохраняющемся смешанном типе процесса. В связи с этим лишение прокурора ряда надзорных полномочий, по верному утверждению Генерального прокурора Российской Федерации Ю. Я. Чайки, «привело к очевидному дисбалансу правозащитного механизма»(1).

О поиске действительного места прокурора в системе осуществляемых в ходе досудебного производства функций говорят следующие факты: Федеральным законом «О внесении изменений в отдельные законодательные акты Российской Федерации в связи совершенствованием деятельности органов предварительного следствия» от 28 декабря 2010 г. № 404-ФЗ прокурору возвращены утраченные надзорные полномочия по отмене незаконных и необоснованных процессуальных решений следователя о прекращении и приостановлении уголовного дела и об отказе в возбуждении уголовного дела; Федеральным законом «О внесении изменений в статьи 62 и 303 Уголовного кодекса Российской Федерации и Уголовно-процессуальный кодекс Российской Федерации» от 4 марта 2013 г. № 23-ФЗ элементы состязательности привнесены в стадию возбуждения уголовного дела.

Стр.119