АКТУАЛЬНЫЕ ВОПРОСЫ КОМПЛЕКСНОЙ СУДЕБНОЙ ПСИХОЛОГО-ПСИХИАТРИЧЕСКОЙ ЭКСПЕРТИЗЫ (КСППЭ) СУИЦИДА
За последние 20 лет по официальным данным в России произошло примерно 800 тысяч случаев суицида. По данным Всемирной организации здравоохранения Российская Федерация устойчиво занимает второе место среди европейских стран—участников Всемирной организации здравоохранения по смертности от суицида, уступая только Литве. В середине 90-х годов прошлого века в России фиксировалось больше 40 самоубийств на 100 тысяч человек. За следующие 15 лет этот показатель уменьшился почти в 2 раза, но все же не стал ниже среднемировой цифры — 14 случаев на 100 тысяч человек. Будучи самым трагичным видом саморазрушения, самоубийство, как правило, сопровождается тяжелыми нравственно-психологическими страданиями, отмечаемыми не только у самого суицидента, но и его окружения.
Экспертиза суицида в практике судебно-психиатрической и судебно-психологи-ческой экспертиз занимает особое место в силу специфики задач и методов исследования. Отличительной особенностью рассматриваемого экспертного исследования является его заочность, отсутствие возможности актуального клинического и экспериментально-психо-логического обследования подэкспертного. Основным методом исследования в этих условиях является психологическая аутопсия.
Психологическая аутопсия как метод распознавания суицида, предложенный в 1968 г. известным американским суицидологом и танатологом Э. Шнейдманом, в отличие от аутопсии медицинской (вскрытие трупа) предполагает вскрытие динамики внутренних переживаний, причин возникновения суицидоопасного состояния, описание феноменологии психологического кризиса, что в конечном счете должно позволить эксперту-психологу и (или) эксперту-психиатру аргументировать свою позицию относительно того, в каком психическом состоянии находилось лицо накануне смерти и не являлось ли это состояние предрасполагающим к самоубийству.
Фактически речь идет о ретроспективной реконструкции психологических обстоятельств, в широком смысле предшествующих и сопутствующих самоубийству, включая условия семейного воспитания, устойчивые индивидуально-психологичес-кие особенности погибшего (обусловленные, в том числе, возможной психической патологией), характер его взаимоотношений с окружением, наличие конфликтов и особенностей реагирования на жизненные затруднения и качество социально-психо-логической адаптации в целом. При этом единственным источником информации, т. е. объектом экспертного исследования, выступают материалы уголовного дела, собранные следователем, причем, как правило,
Стр.78
с акцентом на изучении внешней фактологической стороны юридически значимых событий. Являясь, как было указано, заочным видом исследования, посмертная психолого-психиатрическая экспертиза предъявляет повышенные требования к полноте и качеству предоставляемых материалов уголовного дела, поскольку экспертные гипотезы не могут быть верифицированы, объективизированы в процессе клинической беседы и экспериментального исследования погибшего. При производстве именно данного вида экспертизы эксперты (психологи и психиатры) чаще обращаются к органам, назначившим экспертизу, с требованием предоставления дополнительных материалов.
При этом в последнее время в работе следственных органов укоренилась практика обращения в учреждения судебно-психиатрической экспертизы с поручением провести психиатрическое или психолого-психиатрическое исследование в рамках доследственной проверки материалов (в порядке ст. 144 УПК РФ, со ссылкой на п. 3 ст. 7 Федерального закона «О Следственном комитете Российской Федерации»), в том числе проверки обстоятельств предполагаемого суицида. Не вдаваясь в уголовно-процессуальный анализ подобных действий следователей, отметим, что ч. 1 ст. 144 УПК РФ действительно допускает возможность исследования специалистом документов. Однако и форма, и содержание обращения, будь то «Задание на проведение посмертного психолого-психиат-рического исследования» или «Постановление о назначении комплексного психолого-психиатрического посмертного исследования», недвусмысленно указывают на попытку замены специалистом судебного эксперта. Как правило, для решения поставленных перед специалистом вопросов судебному психиатру и психологу недостаточно изучить лишь предоставленные документы и материалы, собранные в процессе доследственной проверки. Однако представить все необходимые для полноценного исследования дополнительные объекты и материалы без возбуждения уголовного дела и производства соответствующих следственных действий практически невозможно.
Наш опыт проведения психолого-психиатрических исследований по фактам смерти военнослужащих (как правило, в период срочной службы) подтверждает, что практика обращения к экспертам на этапе доследственной проверки, как правило, сопряжена с недостаточной полнотой и качеством источников экспертного исследования, что, в свою очередь, актуализирует проблему доказательности формулируемых психологами и психиатрами выводов. Например, существенное значение для установления особенностей личностного реагирования на психотравмирующие события и динамики психического состояния накануне предполагаемого самоубийства может иметь информация, содержащаяся в SMS- и Интернет-пере-писке суицидента со значимыми для него людьми. Такая переписка, по нашим наблюдениям, при определенных суицидах (разворачивающихся, например, по механизму эмоционального самовзвинчивания) может продолжаться вплоть до последних минут жизни, аккумулируя бесценную для выдвижения экспертных гипотез информацию относительно личностных смыслов предпринимаемого аутоагрессивного поступка и способности суицидента к саморегуляции и контролю реальности. Однако в силу процессуальных ограничений доследственной проверки информация относительно SMS- и Интернет-переписки, содержания и интенсивности мобильных переговоров и их адресатов, как правило, не может быть предоставлена в полном объеме, что, соответственно, лишает экспертов возможности восполнить «лакуны» в ретроспективной оценке суицидогенеза.
Сложившаяся ситуация привела к тому, что руководство Государственного научного центра социальной и судебной психиатрии имени В. П. Сербского в информационном письме указало на недопустимость подобной практики в работе следственных органов и рекомендовало руководителям судебно-психиатрических экспертных учреждений отказываться от исполнения поручений о проведении исследований
Стр.79
на доследственном этапе(1). Тем не менее обращения подобного рода продолжаются.
Открытым также остается вопрос о предмете, задачах и, по-сути, пределах компетенции психолого-психиатрической экспертизы в данной сфере.
Большинство специалистов придерживаются мнения, что КСППЭ может проводиться только в случаях доказанного суицида — для исследования индивидуально-психологических особенностей суицидента; его психического состояния, предшествовавшего самоубийству; причин и условий возникновения этого состояния(2). Правовое значение экспертизы здесь заключается в установлении (или отрицании) взаимосвязи самоубийства лица с противоправным поведением обвиняемых при расследовании преступлений, предусмотренных ст. 110 УК РФ «Доведение до самоубийства» или п. «а» ч. 4 ст. 131 УК РФ «Изнасилование, повлекшее по неосторожности смерть потерпевшей», а также при применении п. «б» ст. 63 УК РФ о наступлении тяжких последствий, самоубийства потерпевшего, в результате совершения преступления.
Согласно мнению других исследователей КСППЭ может проводиться и при подозрении на самоубийство — в ситуациях, когда обстоятельства смерти не определены и есть веские основания предполагать суицид(3). Ключевой задачей экспертов здесь становится квалификация психического состояния погибшего как предрасполагавшего к самоубийству. Правовое значение экспертизы в таком случае заключается в проверке версии следствия о самоубийстве.
По нашему мнению, подобное расширительное толкование предмета КСППЭ в этой области может быть чревато заблуждениями, ошибками и злоупотреблениями. Во-первых, в условиях повышенной сложности предмета исследования, отсутствия возможности непосредственно, очно обследовать подэкспертного, ограниченности материала и источников информации нельзя исключить недостаточную обоснованность, а то и ошибочность экспертных выводов. Во-вторых, даже правильность и обоснованность заключения экспертов о наличии у погибшего психического состояния, предрасполагавшего его к самоубийству, не может оградить органы расследования от совершения ошибки. Например, нельзя исключить, что человек, оказавшийся в трудной жизненной ситуации, утративший веру в благополучный исход, может погибнуть как в результате несчастного случая, так и став жертвой преступления. Если внешние обстоятельства его смерти не будут исключать самоубийства, а эксперты в заключении КСППЭ обоснованно охарактеризуют психическое состояние погибшего как предрасполагавшее к суициду, следственной ошибки, пожалуй, не избежать. Именно поэтому необходимо лишь в исключительных случаях допускать постановку вопроса перед экспертами о квалификации психического состояния погибшего как предрасполагавшего к самоубийству, если факт суицида не подтвержден объективными данными.