стр.64-69 Обложка Содержание Честнов И. Л. Состояние юридической науки в постсовременном обществе Ломакина И. Б. Неопределенность и определенность в постижении правовой реальности Краев Д. Ю. Квалификация убийства, сопряженного с хищением либо вымогательством наркотических средств или психотропных веществ, а также растений, содержащих наркотические средства или психотропные вещества, либо их частей, содержащих наркотические средства или психотропные вещества Лавринов В. В. Некоторые вопросы определения предмета контрабанды, предусмотренной статьей 229.1 УК РФ Шкеле М. В., Огарь Т. А. Модели квалификации соучастия в приобретении наркотическихсредств без цели сбыта Силкин В. П. Новая редакция статьи 236 УК РФ как проявление деградации уголовного права Хромов Е. В. Проблемы квалификации сбыта наркотических средств, психотропных веществ или их аналогов с использованием средств массовой информации либо электронных или информационно-телекоммуникационных сетей (включая сеть «Интернет») Шадрин И. А. К вопросу о социальной обусловленности уголовной ответственности за коммерческий подкуп Шиханов В. Н. Конструкция единого продолжаемого сбыта наркотических средств или психотропных веществ Щепельков В. Ф. Особенности применения норм о необходимой обороне по делам о домашнем насилии Баркалова Е. В., Ручкин К. В., Серова Е. Б. Актуальные вопросы уголовного преследования за совершение мошенничества с использова-нием информационно-коммуникационных технологий Медведева А. С. Проблемы разграничения компетенции педагога и психолога как участников уголовного судопроизводства Холопов А. В. Компьютерные программы 3D-визуализации события преступления Жуков Г. К. Пределы изменения обвинения в судебном разбирательстве: проблемы правоприменения Михайлов В. В. Проблемы соблюдения пределов судебного разбирательства с участием присяжных заседателей
|
КРИМИНАЛИСТИКА СУДЕБНО-ЭКСПЕРТНАЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ ОПЕРАТИВНО-РОЗЫСКНАЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ
Научная статья УДКУДК 343.13 ПРОБЛЕМЫ РАЗГРАНИЧЕНИЯ КОМПЕТЕНЦИИ ПЕДАГОГА И ПСИХОЛОГА КАК УЧАСТНИКОВ УГОЛОВНОГО СУДОПРОИЗВОДСТВААнна Сергеевна МЕДВЕДЕВА For citation: Medvedeva A. S. Problems of boundary delimitation of the competences of a teacher and a psychologist as participants in criminal proceedings // Criminalist. 2021. № 3 (36). Р. 64 — 70. Стр.64 Согласно официальной статистике, за 2020 год количество преступлений, совершенных несовершеннолетними либо при их участии, снизилось, но процент снижения в сравнении с 2019 годом незначителен (приблизительно на 10 %)*. Из этого следует, что создание условий для обеспечения соблюдения прав и процессуальных гарантий несовершеннолетних остается важным направлением развития законодательства, и говорить о том, что исследования данной проблематики стали менее востребованными, не приходится. Исследование вопросов участия педагога в уголовном судопроизводстве осуществляется продолжительное время, поскольку данный участник известен еще с конца XIX века. Психолог же — сравнительно новое для уголовного процесса сведущее лицо, появившееся только в Уголовно-процессуальном кодексе Российской Федерации (УПК РФ). Уголовно-процессуальный кодекс Российской Федерации действует уже более двадцати лет, однако до сих пор не разрешен вопрос о процессуальном статусе педагога и психолога: относятся они к специалистам или имеют особый, специфический статус? Вопрос о правовом статусе педагога возник в юридической науке в результате внесения в 1966 году изменений в УПК РСФСР и появления ст. 133.1, регламентирующей участие специалиста в уголовном судопроизводстве [1]. В УПК РФ данный вопрос законодателем также не был прояснен. В СССР зачастую педагог рассматривался как специалист, задача которого — помочь следователю, а именно содействовать установлению контакта с допрашиваемым лицом с целью получения наиболее достоверных показаний [2]. Среди современных исследователей также есть те, кто придерживается точки зрения, в соответствии с которой педагог и психолог имеют процессуальный статус «специалист», поскольку они обладают специальными знаниями и не заинтересованы в исходе дела. Есть среди исследователей как советского периода [3, с. 477], так и современного [4] сторонники позиции, что педагог и психолог — самостоятельные участники уголовного процесса, поскольку для них предусмотрен более широкий круг прав по сравнению со специалистом. Аргументом в ее поддержку служит отличие в задачах, которые возложены законодателем на данных участников судопроизводства: согласно ст. 58 УПК РФ специалист привлекается к участию в следственных действиях для оказания содействия следователю. В доктрине существует обоснованное мнение, что, несмотря на отсутствие законодательного закрепления задач участия педагога и психолога в уголовном судопроизводстве, они являются специфическими и не совпадают с задачами участия специалиста [5]. Значительное количество исследований (которые можно назвать междисциплинарными, поскольку они имеют отношение как к уголовному процессу, так и к криминалистике) посвящено отдельным тактическим аспектам производства следственных действий с участием несовершеннолетних, а также взаимодействию следователя с психологом и педагогом — как процессуальному, так и внепроцессуальному. В них рассматриваются и вопросы о том, какие сведения о несовершеннолетнем предпочтительно получить из заключения судебно-психологической экспертизы, а какие в ходе личной беседы следователя с психологом. Также исследования посвящены разрешению проблем формализма при проведении следственных действий с участием данных лиц: так, участие педагога либо психолога в следственном действии нередко сводится только к их присутствию. Иная проблема заключается в том, Стр.65
что в подавляющем большинстве случаев участие педагога и психолога в уголовном судопроизводстве реализуется в форме судебно-психологической экспертизы и участия в допросе несовершеннолетнего, в то время как существуют и иные формы их процессуального и непроцессуального участия. Отмечается и такая проблема, как отсутствие оплаты труда педагога и психолога, участвующих в следственных действиях. Вместе с тем в достаточном количестве научных работ предпринимается попытка разрешить процессуальные вопросы, такие как отсутствие законодательно закрепленных дополнительных требований к лицу, привлекаемому к участию в качестве педагога либо психолога (например, справедливо отмечается, что в законодательстве не предусмотрено требование о том, чтобы педагогический работник имел соответствующую специальность и опыт работы с лицами той возрастной категории, к которой относится несовершеннолетний участник уголовного процесса [6, с. 133]). В доктрине существует расхождение во мнениях относительно иных характеристик педагога: должен педагог быть знакомым несовершеннолетнему либо нет [7; 8], если нет, то как влияет на ход процессуального действия присутствие незнакомого несовершеннолетнему лица [9]. Большинство исследователей считают, что участие знакомого педагога предпочтительнее, но только в случае отсутствия конфликта между ним и несовершеннолетним, и если несовершеннолетний выражает нежелание допускать к участию конкретного педагога, следует прислушаться к его мнению. Справедливо отмечено, что в данной ситуации необходимо учитывать и такой аспект, как возможная заинтересованность педагога: если несовершеннолетний в образовательном учреждении замечен в нарушении дисциплины, провокации конфликтов, порче имущества, то педагог может быть заинтересован в том, чтобы несовершеннолетний был исключен из школы и в дальнейшем изолирован от общества. В части исследований затрагивается проблема определения момента привлечения психолога, который законодательно не регламентирован. Представляется верным вывод о том, что привлекать психолога к участию в уголовном судопроизводстве необходимо еще на стадии подготовки к производству конкретного следственного действия [10]. Одним же из наименее изученных, по нашему мнению, является вопрос о разграничении компетенций педагога и психолога и их взаимозаменяемости. Законодатель, безусловно, различает данных участников, однако решение о том, какое именно лицо — педагога или психолога следует привлечь к участию в уголовном процессе, в отношении ряда следственных действий принимается следователем (например, ст. 191, 425 УПК РФ). Отметим, что в научной литературе встречается как фактическое отождествление данных участников в контексте уголовного судопроизводства [11, с. 16; 12], так и вообще определение понятия «педагог» через понятие «психолог» [13, с. 249], кроме того, нередко термин «педагог» трактуется достаточно широко и произвольно [14]. Нетрудно проследить истоки подобных точек зрения: законодатель практически не раскрыл по отдельности роль каждого из них, что можно объяснить с историко-правовой точки зрения — даже в сравнительно недавние годы советского периода, а именно в конце 80-х — начале 90-х годов XX века, знания наук о психике человека использовались следователями в редких случаях и во внепроцессуальных формах. За рубежом, в частности в Германии и Австрии, в начале XX века была впервые выражена позиция о необходимости участия в уголовном судопроизводстве психолога: в Германии это работы В. Л. Штерна (1871 — 1938) «Психология свидетельских показаний. Экспериментальные исследования верности воспоминания», «Показания юных свидетелей по делам о половых преступлениях», К. Марбе (1869—1953) «Психолог как судебный эксперт в уголовном и гражданском процессе». В Австрии данную позицию изложил еще Ганс Гросс (1847—1915) в работе «Руководство для судебных следователей как система криминалистики» [15]. Следует отметить, что в современном зарубежном уголовном процессе вопросы участия педагога и психолога разрешены
Стр.66 отличным от российского права образом. Например, в Индии существует отдельная ветвь судов, рассматривающих дела с участием несовершеннолетних, при которых формируются комитеты по защите детей. Среди функций комитета, в частности, оценка развития несовершеннолетнего и принятие решения о том, гарантировать ли конкретному лицу судопроизводство в соответствии с нормами судопроизводства в отношении несовершеннолетних. Членами комитета могут быть лица, принимающие активное участие в мероприятиях в области здравоохранения, образования или социального обеспечения, касающихся детей, в течение не менее семи лет либо являющиеся практикующими специалистами в сфере детской психологии или психиатрии, в сфере права, социальной работы, социологии или развития человека [16]. Законодательство США закрепляет несколько категорий лиц, обладающих специальными знаниями, которых привлекают для участия в уголовном судопроизводстве с участием несовершеннолетних: это не только непосредственно судебные психологи, но и консультанты, которые могут быть не только психологами. Стоит отметить, что круг процессуальных прав психолога в США отличается от такового в российском законодательстве: так, психолог предоставляет судье отчет, содержащий его профессиональное мнение об имеющих для суда значение характеристиках несовершеннолетнего, но, как отмечается в некоторых исследованиях, судьи не всегда принимают его во внимание [17]. И если учесть, что даже не все исследователи имеют четкое представление о специфике познаний педагога и психолога и различиях в их профессиональной компетенции, говорить о ясности данных представлений у правоприменителей не приходится. Между тем неравнозначность понятий «педагог» и «психолог» очевидно следует из их компетенций и профессиональных задач, закрепленных, в том числе, в образовательных стандартах для этих специальностей: Таким образом, представляется верной позиция, высказанная в одном из исследований: исходя из знаний и компетенций педагога, несовершеннолетний для него — это объект воспитательного воздействия. Для психолога же несовершеннолетний — в первую очередь личность, обладающая индивидуальным набором характеристик, и именно психолог с его набором профессиональных знаний лучше справится с задачами, поставленными перед ним следователем и уголовным судопроизводством в целом [18, с. 204 — 205]. Цели и задачи участия психолога вытекают из целей того процессуального действия, в котором он принимает участие, но в целом к задачам, которые должен уметь разрешать психолог в уголовном процессе, можно отнести установление эмоционального состояния и характеристик личности несовершеннолетнего, помощь в налаживании контакта между следователем и несовершеннолетним, наблюдение за реакциями несовершеннолетнего и последующая их оценка,
Стр.67
выявление психических особенностей несовершеннолетнего, которые могут оказать существенное воздействие на содержание и качество его показаний. Еще одной значимой проблемой является закрепление в ч. 3 ст. 425 УПК РФ обязательности участия педагога или психолога в допросе несовершеннолетнего подозреваемого, обвиняемого, не достигшего возраста шестнадцати лет либо достигшего этого возраста, но страдающего психическим расстройством или отстающего в психическом развитии. Остается открытым вопрос о том, как допрашивающий может установить наличие у несовершеннолетнего психического расстройства или задержки психического развития. Некоторые авторы утверждают, что данные факты могут быть установлены путем получения заключения специалиста или показаниями свидетелей [19]. Данная позиция представляется непоследовательной по ряду причин: действительно, если психическое расстройство либо отставание в развитии имеют достаточно тяжелую степень и явно выражены, то сделать вывод об их наличии могут и следователь, и свидетель, и следователю в таком случае останется только назначить экспертизу с целью установить вид расстройства. Однако существуют такие расстройства, заподозрить которые может только лицо, обладающее знаниями в сфере медицинской психологии, а из всех участников уголовного судопроизводства данному критерию соответствует только психолог. Таким образом, в случае отказа от привлечения психолога для участия в проведении допроса несовершеннолетнего данные расстройства останутся невыявленными и, следовательно, допрос будет проведен без их учета, что может привести к снижению его результативности и не позволит достичь поставленных целей. Все вышеизложенное вызывает резонный вопрос о целесообразности привлечения педагога к участию в уголовном судопроизводстве в том качестве и с возложением на него тех функций, которыми он наделен современным уголовным процессуальным законодательством. В исследовании П. В. Вдовцева высказывается точка зрения, в соответствии с которой педагог должен обладать не отдельным процессуальным статусом, а может обладать лишь статусом свидетеля, и функции его, соответственно, также должны быть сведены к функциям свидетеля: так, педагог, обучающий несовершеннолетнего, может рассказать о его личных качествах, о его положении среди сверстников и взаимоотношениях с ними [19]. С одной стороны, действующее законодательство не препятствует привлечению педагога, который ранее участвовал в воспитании конкретного несовершеннолетнего, в качестве свидетеля. С другой стороны, снова возникает вопрос о возможной заинтересованности педагога в определенном исходе дела, а потому предполагается разумным, что следователю в случае принятия решения о привлечении к участию в уголовном процессе в качестве свидетеля педагога следует по возможности получить сведения о том, какие у него отношения сложились ранее с несовершеннолетним. При этом обратим внимание, что педагог, наделенный статусом «свидетель», не может участвовать в уголовном судопроизводстве в ином статусе, т. е. выполнять функции, подразумеваемые ст. 191, 425 УПК РФ. А. Н. Бычков занимает позицию, согласно которой участие педагога направлено на «компенсацию возрастной недостаточности в психическом и психологическом развитии» и с исследованием личности несовершеннолетнего участие педагога не связано [20]. Возникает закономерный вопрос: каким образом педагог компенсирует то, что автор исследования называет возрастной недостаточностью, и что из себя представляет такая компенсация? Также из исследования данного автора непонятно, какие из задач процессуальных действий и уголовного судопроизводства в целом могут быть решены только педагогом и не могут быть решены психологом. Обзор и анализ существующих отечественных и зарубежных исследований позволяет сделать вывод о неразрешенности вопроса о разграничении компетенций педагога и психолога в сфере уголовного судопроизводства. Из неоднозначности и несовершенства законодательных формулировок следует, что законодателю, вероятно, до конца непонятны особенности специальных
Стр.68 знаний педагогов и психологов, а также различия между ними. Данный факт влечет возникновение неопределенности у правоприменителей, а именно следователей. Это, в свою очередь, может привести не только к возможному недостижению целей и задач уголовного судопроизводства, но и к несоблюдению процессуальных прав и гарантий несовершеннолетних.
References
Стр.69
|
КриминалистЪ. 2021. №3(36) |