УГОЛОВНОЕ ПРАВО И КРИМИНОЛОГИЯ

 В. В. РОМАНОВА                                                                                 УДК 343.3/.7

Психологический механизм преступного деяния, который соответствует правовому понятию виновного поведения, включает принятие решения о противоправном поведении (и его реализации) на основе определенного мотива (группы мотивов)(1).

 Доктринальное толкование мотива преступления и его правового значения остается дискуссионным. Это обусловлено в первую очередь тем, что общепризнанное определение мотива отсутствует. Вопросы мотивации (совокупности мотивов) поведения человека изучались и изучаются различными науками, однако на данный момент исследования далеки от окончательного решения.

Мотив происходит от французского слова motif, которое, в свою очередь, произошло от латинского moveo — двигаю.

 В психологии мотив определяется как побуждение к совершению поведенческого акта, порожденное системой потребностей человека(2). Понятие мотива раскрывается посредством  терминов влечение, интересы, желания, жизненные цели и идеалы(3), намерения, потребности, соображения, состояние, свойство личности и др.

Ряд исследователей придерживаются позиции А. Н. Леонтьева, выделяющего две функции мотива, которые раскрывают его суть: побуждение и смыслообразование. Иными словами, если человеку необходимо что-либо сделать, а желание отсутствует, он задается вопросом: «Зачем мне это нужно?». Таким образом происходит поиск и возникновение мотива. В этом случае мотив и смысл созвучны.

 Точек зрения относительно определения мотива много, но, резюмируя их, полагаем, что все они свидетельствуют о том, что в зависимости от ситуации мотивом может быть любое психическое проявление (намерение, потребность, желание, соображение, убеждения, интересы, состояние и т. д.), которое формирует направленность воли человека и обусловливает содержание его действий (бездействия).

Вместе с тем мотив преступного поведения требует дополнительной характеристики.

Так, мотив преступления в уголовно-правовом аспекте трактуется как обусловленное определенными потребностями и интересами внутреннее побуждение, вызывающее у лица решимость совершить преступное деяние в связи с желанием достичь определенную цель(4).

Значение мотива преступления определяется тем, что, во-первых, он может быть обязательным признаком субъективной стороны преступления, а также объясняет, почему совершено преступление; во-вторых, в ряде случаев без установления мотива нельзя решить вопрос о правильной квалификации преступления (получение взятки и злоупотребление должностными полномочиями); в-третьих, нередко является отягчающим или смягчающим наказание обстоятельством; в-четвертых, влияет на характер и степень общественной опасности деяния.

Обращает на себя внимание, что при описании мотива как обязательного признака состава преступления законодатель использует термины «мотив» или «побуждения» (по смыслу идентичны, понятие «побуждения» соответствует понятию «мотив»), «заинтересованность», «личный интерес». В ряде составов перечисляется, в чем конкретно должен проявиться мотив, а именно: месть, кровная месть, корысть, ненависть, вражда и др.

Наиболее затруднительными для уяснения являются понятия «заинтересованность» и «личный интерес». Спорными в данном случае представляются вопросы о том, к какому элементу состава

Стр.26

преступления они относятся и каков их уголовно-правовой статус. Дискуссии ведутся относительно того, выступают ли заинтересованность и интерес разновидностью побудительных причин преступления (мотивом) или они являются обстоятельствами, характеризующими эмоциональное состояние субъекта преступления, которое имеет уголовно-правовое значение, но мотивом преступления не является(1).

Сторонники последней позиции приводят следующие аргументы: основной побудительной мотивообразующей к деянию силой являются потребности. Интерес — это форма проявления познавательных потребностей, относящихся к осознаваемым мотивам совершения поведенческого акта(2).

Уголовным кодексом Российской Федерации предусмотрена ответственность за совершение преступлений по мотивам корыстной или иной личной заинтересованности в диспозициях шести статей, а именно: в ст. 145.1 («Невыплата заработной платы, пенсий, стипендий, пособий и иных выплат»), ст. 170 («Регистрация незаконных сделок с недвижимым имуществом»), ст. 181 («Нарушение правил изготовления и использования государственных пробирных клейм»), ст. 285 («Злоупотребление должностными полномочиями»), ст. 292 («Служебный подлог») и ст. 325 («Похищение или повреждение документов, штампов, печатей либо похищение акцизных марок, специальных марок или знаков соответствия»).

Из самой альтернативности мотивов следует, что законодатель имел в виду не любые личные побуждения, а только те, которые наряду с корыстными направлены на извлечение какой-либо нематериальной выгоды для себя или для своих близких. Личная заинтересованность является более емким понятием, чем корыстная заинтересованность лица в совершении преступления.

Толкование личной заинтересованности в теории и практике имеет расхождения.

Так, в п. 16 постановления Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 16.10.2009 № 19 «О судебной практике по делам о злоупотреблении должностными полномочиями и о превышении должностных полномочий» дается разъяснение, что иная личная заинтересованность — это стремление должностного лица извлечь выгоду неимущественного характера, обусловленное такими побуждениями, как карьеризм, семейственность, желание приукрасить действительное положение, получить взаимную услугу, заручиться поддержкой в решении какого-либо вопроса, скрыть свою некомпетентность и т. п.

Должно ли стремление извлечь выгоду неимущественного характера быть порождено низменными побуждениями?

Б. В. Здравомыслов писал, что для правильного уголовно-правового понимания «иной личной заинтересованности» важно ограничить ее таким кругом мотивов, которые свидетельствуют о низменных интересах лица(3). Эта позиция обосновывается тем, что употребление понятия «иная личная заинтересованность» не отражает того негативного, антисоциального оттенка, которым обладают иные низменные побуждения.

Термин «иные низменные побуждения» в уголовном законе употребляется почти сто лет.

Согласно п. «а» ст. 142 УК РСФСР 1922 г. умышленное убийство считалось квалифицированным при условии его совершения из корысти, ревности и других низменных побуждений. Эта формулировка сохранялась в п. «а» ч. 1 ст. 136 УК РСФСР 1926 г. до 1960 года. Однако и тогда закон не давал исчерпывающего перечня низменных побуждений или их конкретного определения. Одной из попыток раскрыть суть таких побуждений было разъяснение в Постановлении Пленума Верховного Суда РСФСР от 16.03.1925 (ныне не действующем) о том, что применительно к ст. 142 УК РСФСР 1922 г. квалифицированным убийством из корысти, ревности и других

Стр.27

низменных побуждений должно считаться убийство из хулиганских побуждений(1). Следовательно, в качестве иных низменных побуждений выступали корысть, ревность, хулиганские побуждения.

Законодательное определение низменных побуждений отсутствует. Перечень низменных побуждений носит произвольный и оценочный характер.

В научной и учебной литературе низменные побуждения традиционно раскрываются как грубо попирающие нормы морали, нравственности, принятые в обществе. К ним относят личные мотивы: месть, зависть, стремление использовать ребенка по своему усмотрению(2), ревность, трусость, а также национальные, расовые, политические, религиозные мотивы и т. п., однако критерии   признания  мотива низменным  не выработаны.

Как нам представляется, невозможность выделения законодателем четких критериев признания побуждений низменными объяснима тем, что принятые в обществе нормы морали и нравственности изменчивы по причине эволюции общества, которая влечет и культурную эволюцию, оказывающую существенное воздействие на общественные модели, среди которых выделяются  мораль и нравственность, выступающие в роли синонимов.

Традиционно мораль (от лат. moral'es — общепринятые традиции, негласные правила) определяется как принятые в обществе представления о хорошем и плохом, правильном и неправильном, добре и зле, а также совокупность норм поведения, вытекающих из этих представлений. Наряду с этим под моралью (нравственностью) нередко понимается вообще любая принятая (где-либо) система норм индивидуального поведения. Различия в трактовках обусловлены расхождениями в понимании источника морали и содержания морального идеала.

Употребление терминов «мораль» и «нравственность» в уголовно-правовом аспекте влечет недостаточность правовых ориентиров для признания мотивом преступления низменных побуждений.

В Уголовном кодексе Российской Федерации корыстные или иные низменные побуждения предусмотрены в конструкции двух составов преступлений: в ст. 153 («Подмена ребенка») и ст. 155 («Разглашение тайны усыновления (удочерения»)). Применение этих составов затруднительно, если деяние совершается не из корыстных побуждений.

Например, безнравственны, аморальны и осуждаемы в обществе, но уголовно ненаказуемы действия по тайной замене чужого ребенка своим, при условии, что родители имели намерение отказаться от собственного ребенка, если его пол не будет соответствовать желаемому. Подмена на новорожденного желаемого ими пола фактически давала шанс подмененному ребенку не оказаться сиротой. При таких обстоятельствах тайная подмена представляет собой чуть ли не общественно полезное деяние, а следовательно, мотив, которым руководствовалось лицо, подменившее ребенка, нельзя назвать низменным. Таким образом, происходит в некотором роде оправдание преступления. При этом общественным отношениям, обеспечивающим нормальное функционирование семьи, сохранение ребенком родственных связей со своей кровной семьей, вред причиняется независимо от мотива деяния.

Использование законодателем термина «низменные побуждения» в ст. 153 и ст. 155 УК РФ неосновательно сужает рамки применения этих норм, что не соответствует потребностям практики. Вместе с тем в случае изменения формулировки мотива на иную личную заинтересованность подобные факты не оставались бы вне рамок уголовно-правового регулирования.

По нашему мнению, любые мотив и цель, составляющие психологическую основу преступления, причиняющего вред общественным отношениям, конкретным людям, не могут рассматриваться как общественно полезные и уже в силу этого  носят антисоциальный оттенок. Соответственно, лицо, руководствуясь удовлетворением какого-либо собственного интереса, причиняет вред объекту преступления — посягает на права и свободы других лиц, на охраняемые законом отношения. В этом и проявляется негативный характер мотива, послужившего побуждением не просто к поведению лица, а к совершению им преступления.

Исходя из изложенного, представляется нецелесообразным использование понятия «иные низменные побуждения» вместо понятия «иная личная заинтересованность».

Стр.28

Придерживаясь такой же позиции, в своем диссертационном исследовании А. Н. Харченко указывает, что «когда субъект действует из ложно понятых интересов службы, у него отсутствует антисоциальный интерес, а соответственно, мотив иной личной заинтересованности. Следовательно, уголовная ответственность должна исключаться»(1).

Б. В. Волженкин аргументировал свою позицию тем, что «при предъявлении обвинения должен быть конкретно указан соответствующий мотив личного характера, которым руководствовалось должностное лицо, совершая злоупотребление полномочиями. Весьма распространенная в свое время ссылка на узковедомственные или ложно понимаемые государственные или общественные интересы как на достаточный мотив для обвинения в должностном злоупотреблении — противоречит закону»(2).

Для разграничения ложно понятых интересов службы и иной личной заинтересованности следует обратиться к проблеме конкуренции мотивов в уголовном праве. Б. С. Волков отмечал, что «мотивы, с которыми закон связывает квалификацию преступления, по своему содержанию всегда разные побуждения, которые в качестве основных мотивов не могут быть соединены в одном преступлении. Личная заинтересованность и ложно понятые интересы учреждения и предприятия — противоположные мотивы, по-разному характеризующие общественную опасность нарушения должностными лицами служебного долга. Мотивы ложно понятой необходимости проистекают не из стремления получить личное удовлетворение, а из других оснований, из так называемого чувства ложного патриотизма»(3).

Стр.29

Говорить о ложно понятых интересах службы, на наш взгляд, можно только в том случае, если должностное лицо полагает свои действия (бездействие) соответствующими интересам службы, тогда как на самом деле они противоречат этим интересам. Не ложно понятыми интересами службы, а личной заинтересованностью руководствуется должностное лицо, когда путем различных неправомерных действий создает видимость благополучия на вверенном ему участке работы, заведомо зная, что его действия противоречат интересам службы. Вряд ли можно усмотреть ложно понятые интересы службы, когда должностные лица правоохранительных органов в целях улучшения показателей своей деятельности укрывают неочевидные преступления(1).

Мотивом фальсификации показателей работы, как правило, служат карьеризм, выслуживание перед руководителями, желание не выделяться среди коллег и создать видимость благополучия на вверенном участке работы путем укрытия неочевидных преступлений, регистрации несуществующих преступлений как очевидных. Полагаем, что в подобных случаях лицо явно действует вопреки интересам службы и его личные побуждения являются приоритетными, о чем свидетельствует и судебная практика.

Таким образом: 1) интересы и заинтересованность могут выступать в качестве побудительной силы к деянию человека, т. е. мотива; 2) понятием «иная личная заинтересованность» охватываются все иные, кроме корыстных, побуждения, связанные с получением личной выгоды неимущественного характера; 3) признание ложно понятых интересов службы частным случаем личной заинтересованности недопустимо; 4) ложно (ошибочно) понятые интересы службы не охватываются понятием «иная личная заинтересованность», а могут свидетельствовать либо о наличии неосторожной вины в действиях должностного лица, либо «маскировать» наличие иной личной заинтересованности.

Библиографический список

1. Волженкин Б. В. Служебные преступления : учеб.-практ. пособие / Б. В. Волженкин. — Москва : Юристъ, 2000. 348 с. —(Библиотека следователя).

2. Волков Б. С. Мотив и квалификация преступлений / Б. С. Волков ; под ред. Ф. Н. Фаткуллина. — Казань : Изд-во Казан. ун-та, 1968. — 166 с.

3. Гарипов Т. И. Ложно понятые интересы службы как мотив преступлений против правосудия / Т. И. Гарипов // Вестник Казанского юридического института МВД России. — 2015. — № 1(19). — С. 117—121.

4. Здравомыслов Б. В. Должностные преступления. Понятие и квалификация /  Б. В. Здравомыслов. — Москва : Юрид. лит., 1975. — 168 с.

5. Любавина М. А. Квалификация преступлений, предусмотренных статьями 285, 286, 292 и 293 УК РФ : учеб. пособие / М. А. Любавина. — Санкт-Петербург : С.-Петерб. юрид. ин-т (фил.) Акад. Генеральной прокуратуры Рос. Федерации, 2010. — 184 с.

6. Макарова И. В. Общая психология : краткий курс лекций / И. В. Макарова. — Москва : Юрайт, 2014. — 182 с.

7. Мешков М. В., Доказывание мотива преступления и проблемы уголовно-правового регулирования / М. В. Мешков, А. Н. Гайфуллин// Мировой судья. — 2015. — № 3. — С. 14—17.

8. Ситковская О. Д. Уголовный кодекс Российской Федерации: психологический комментарий (постатейный) [Электронный ресурс] /  О. Д. Ситковская. — Москва : Акад. Генеральной прокуратуры Рос. Федерации, 2009.— Доступ из справ.-правовой системы «Консультант-Плюс».

9. Столяренко Л. Д. Психология /  Л. Д. Столяренко,  В. Е. Столяренко. — Москва : Юрайт, 2011. — 134 с.

10. Церенов И. А. Понятие «хулиганские побуждения» в истории уголовного законодательства России  / И. А. Церенов // Проблемы в российском законодательстве. — 2011. — № 4. — С. 139—141.

11. Уголовное право. Общая часть : учеб. для вузов / отв. ред. И. Я. Козаченко, З. А. Незнамова. — 3-е изд., изм. и доп. — Москва :  НОРМА, 2001. — 576 с.

12. Уголовное право России. Особенная часть : учебник / под ред. И. Э. Звечаровского. — Москва : НОРМА, 2010. — 976 с.

Стр.30