УГОЛОВНОЕ ПРАВО И КРИМИНОЛОГИЯ

 Я. И. ГИЛИНСКИЙ                                                                                 УДК 342.9

Понятие постмодерна неоднозначно понимается в разное время и в разных областях науки и искусства(1). Вероятно, процесс становления общества постмодерна начался в 1970-е—1980-е годы.

Мы живем в совершенно новом мире, в новой реальности(2). Это плохо осознается или совсем не осознается большинством населения нашего единого мира. У нас есть неограниченные возможности (переместиться в любую точку планеты; поговорить посредством Интернета с коллегой, находящимся в Австралии или Японии; молниеносно отреагировать на любую новость) и неограниченные риски (вплоть до тотального самоуничтожения — омницида…). Привычные «истины» и «смыслы» теряют свои основания. Неопределенность — постоянное состояние нашего бытия(3).

Эпоха постмодерна ставит перед обществом невиданные ранее жизненные проблемы, а перед общественными науками задачу осмысления происходящих тотальных изменений в жизни человечества. Не могут не оказывать влияния реалии мира постмодерна на преступность и на стратегию и тактику социального контроля над ней.

Некоторые характеристики общества постмодерна

Глобализация всего и вся — финансовых, транспортных, миграционных, технологических потоков. Соответственно, происходит глобализация преступности (особенно организованной — торговля наркотиками, оружием, людьми, человеческими органами) и иных негативных явлений (наркотизм, проституция и др.). Глобализация экономики сопровождается интернациональным характером экономических преступлений. Коррупциянередко носит также межгосударственный характер. Глобальным является бич эпохи постмодерна — терроризм.Глобализация может нравиться или не нравиться, но это факт, с которым бессмысленно и губительно не считаться.

Как результат массовой миграции неизбежен «конфликт» культур и цивилизаций со всеми криминогенными последствиями, включая «преступления ненависти». Современная ситуация с сотнями тысяч беженцев в страны Европы тому лишнее доказательство(4).

«Виртуализация» жизнедеятельности. Мы шизофренически живем в реальном мире и киберпространстве. Без Интернета, мобильников, смартфонов и прочихIT не мыслится существование. Одним из следствий этого является киберпреступность и кибердевиантность. Интернет предоставляет невиданные и немыслимые ранее возможности, но он коварен, он затягивает вплоть до развития интернет-зависимости.

Релятивизм (агностицизм). История человечества и история науки приводят к отказу от признания возможности постижения «истины в последней инстанции». Очевидна относительность любого знания. Понимание относительности наших знаний известно давно, возможно, начиная от

Стр.3

сократовского «Я знаю, что ничего не знаю». Для науки постмодерна характерна полипарадигмальность. Междисциплинар-ные границы размываются. Это не означает «отказа» от науки, в том числе криминологии, но заставляет еще и еще раз подвергать все сомнению, выдвигая все новые идеи и гипотезы, не стесняясь переосмысливать и отбрасывать ранее установленное. Один из крупнейших современных российских теоретиков права И. Л. Честнов так подводит итог размышлениям о постмодернизме в праве: «Таким образом, постмодернизм — это признание онтологической и гносеологической неопределенности социального мира, это проблематизация социальной реальности, которая интерсубъективна, стохастична, зависит от значений, которые ей приписываются, это относительность знаний о любом социальном явлении и процессе (и праве), это признание сконструированности социального мира, а не его данность»(1). Рассмотрение преступности, преступлений, наркотизма, проституции и других социальных феноменов как социальных конструктов — важнейшее исходное положение для дальнейшего криминологического анлиза.

Социально-экономическое неравенство. Усугубляется социально-экономическое неравенство, а с ним — криминальное и (или) ретретистское девиантное поведение(2). Человечество разделено на постоянно уменьшающееся меньшинство «включенных» (included) в активную экономическую, политическую, культурную жизнь и постоянно увеличивающееся большинство «исключенных» (excluded) из нее. Известно, что к 2015 году 50 % мирового богатства оказалось сконцентрировано в руках 1 % населения Земли(3). Это катастрофическое неравенство неравномерно распределено по странам. Между тем экономическое неравенство является одним из главных криминогенных факторов, а «исключенные» — основная социальная база преступности, алкоголизации, наркопотребления, проституции, самоубийств, но и жертв преступлений.

Миропорядок в значительной мере зависит от степени респонсивности общества, т. е. способности удовлетворять потребности населения. От степени респонсивности общества, от степени обеспечения вертикальной мобильности, от сокращения экономического неравенства существенно зависят и тенденции преступности. Свободный, обогащенный знаниями и умениями, не ограниченный в своих начинаниях мелочными запретами и «исключенностью» из экономической, политической, культурной жизни индивид если и будет «отклоняться» от господствующих норм, то скорее в позитивную сторону — техническое, научное, художественное творчество(4).

Критицизм по отношению к модерну, власти, возможностям науки. Происходит отрицание достижений Нового времени, модерна. Восприятие мира в качестве хаоса — «постмодернистская чувствительность» (W. Welsch, Ж.-Ф. Лиотар). Как сказал З. Бауман в лекции «Текучая модерность: взгляд из 2011 года», выступая перед студентами МГУ: «Мы летим в самолете без экипажа в аэропорт, который еще не спроектирован». Подростки и молодежь органично усваивают хаотичность общества постмодерна, старшим поколениям удается это с трудом. «Конфликт поколений» извечен, но небывалый разрыв поколений в условиях быстро развивающихся технологий служит нередко криминогенным фактором.

Фрагментаризация. Фрагментаризацияобщества постмодерна, сопутствующая глобализации, а также взаимопроникновение культур приводят к размыванию границ между «нормой» и «ненормой», к эластичности этих границ. Одна из характерных особенностей постмодерна — стирание границ между дозволенным — недозволенным,

Стр.4

Консьюмеризация сознания и жизнедеятель-ности(1). «Общество потребления» характеризуется криминальными (преступления против собственности, должностные и экономические преступления) и некриминальными, но негативными способами обогащения — от проституции до «теневой экономики».

Немного психологии

Истерия — общее состояние постмодерна.

Ф. Джеймисон

Непривычные для прошлого процессы глобализации, виртуализации, массовой миграции, фрагментаризации, консьюмеризации, «ускорения» времени неизбежно приводят к массовому изменению психики, психологической растерянности, непониманию мира постмодерна и неумению в нем осваиваться. Ф. Джеймисон, один из теоретиков постмодерна, пишет: «Психическая жизнь становится хаотичной и судорожной, подверженной внезапным перепадам настроения, несколько напоминающим шизофреническую расщепленность»(2).

Не осознавая реальности новелл постмодерна, население находится в состоянии «психологического кризиса». Психологический кризис сопровождается вспыш-ками немотивированной агрессии, взаимной ненависти, «преступлениями ненависти» (hatecrimes), актами внешне необоснованного уничтожения десятков и сотен людей ценой собственной жизни (второй пилот аэробуса А-320 Андреас Лубитц) или длительного тюремного заключения («норвежский стрелок» Андерс Брейвик). Постмодернистский вариант насилия нашел отражение в литературе(3). Агрессия становится элементом обыденной жизни.

Преступность в мире постмодерна

Преступность — нормальное явление

потому, что общество без преступности

 совершенно невозможно.

 Э. Дюркгейм

Прежде всего, отметим постмодернистское релятивистское понимание преступности как социального конструкта. «Преступность» и «преступления» не есть нечто объективное по содержанию, не онтологическая реальность, а субъективный конструкт, творимый законодателем по воле власти, режима. Преступление и преступность — понятия релятивные (относительные), конвенциональные («договорные», как договорятся законодатели). «Термин преступление есть ярлык (label), который мы применяем к поведению, нарушающему закон. Ключевой пункт — это порождение преступлений уголовным законом, который создан людьми. Преступление как таковое не существует в природе; это выдумка людей»(4).

Хорошо известно, что после Второй мировой войны основной общемировой тенденцией являлся абсолютный и относительный (в расчете на 100 тыс. населения) рост регистрируемой преступности. Этот вывод основывается на анализе четырех обзоров ООН(5)

Стр.5

и национальных данных(1). Наблюдался устойчивый рост зарегистрированной преступности при значительно более высоком уровне преступности в развитых странахпо сравнению с развивающимися.

Один из поразительных феноменов мира постмодерна — общемировая тенденция снижения уровня преступности (в расчете на 100 тыс. населения) во всем мире. С конца 1990-х — начала 2000-х гг. происходит сокращениеколичества и уровня преступлений во всем мире(1). Наиболее ярко это проявляется в динамике уровня убийств — как наиболее опасного и наименее латентного преступления. Так, уровень убийств сократился к 2013 году в Австралии с 1,8 в 1999 г. — до 1,1; в Аргентине с 9,2 в 2002 г. — до 5,5; в Германии с 1,2 в 2002 г. — до 0, 8; в Израиле с 3,6 в 2002 г. — до 1,8; в Колумбии с 70,2 в 2002 г. — до 30,8; в США с 6,2 в 1998 г. — до 4,7; в Швейцарии с 1,2 в 2002 г. — до 0,6; в Южной Африке с 57,7 в 1998 г. — до 30,9; в Японии с 0,6 в 2003 г. — до 0,3.

В России к 2014 году уровень преступности снизился с 2 700,7 в 2006 г. — до 1 500,4; уровень убийств с 23,1 в 2001 г. — до 8,2; уровень грабежей с 242,2 в 2005 г. — до 53,2; уровень разбойных нападений с 44,8 в 2005 г. — до 9,8.

Перед мировой криминологией встал вопрос: чем объясняется это неожиданное общемировое сокращение объема и уровня преступности? Имеется несколько гипотез.

Во-первых, по мнению автора этих строк, преступность, как любой сложный социальный феномен, развивается по своим законам и, как большинство социальных процессов,  волнообразно (напомню, что с начала 1950-х — до конца 1990-х гг. преступность росла во всем мире).

Во-вторых, б?льшую часть зарегистрированной преступности составляет «уличная преступность» (streetcrime) — преступления против жизни, здоровья, половой неприкосновенности, собственности. «Беловоротничковая преступность» (white-collarcrime), будучи высоколатентной, занимает небольшую часть зарегистрированной преступности. А основные субъекты «уличной преступности» — подростки и молодежь, которые в последние десятилетия «ушли» в виртуальный мир Интернета. Там они «встречаются», «любят», «дружат», «ненавидят», «стреляют», «убивают», совершают мошеннические действия и т. п., удовлетворяя (осознанно или нет) потребность в самоутверждении, самореализации.Взрослые негативно оценивают компьютерные «стрелялки», между тем университеты в Вилланове и Рутгерсе опубликовали результаты своих исследований связи между преступлениями и видеоиграми в США. Исследователи пришли к выводу, что во время пика продаж видеоигр количество преступлений существенно снижается.«Различные измерения использования видеоигр прямо сказываются на снижении таких преступлений, как убийства» (Patrick Markey)(2).

В-третьих, возможно, имеет место «переструктуризация» преступности, когда «обычную» преступность теснят малоизученные и почти не регистрируемые, высоколатентные виды преступлений эпохи постмодерна, в частности киберпреступность, многие экономические и должностные преступления.

В-четвертых, как считают участники одной из сессий («The Crime Drop») XII Европейской конференции криминологов (Бильбао, 2012), причиной снижения уровня преступности может быть повышенная «секьюритизация» как результат массового использования современных технических средств безопасности (видеокамеры, охранная сигнализация и т. п.).

К иной особенности состояния преступности в современном мире и в России можно отнести, как уже упоминалось, глобализацию преступности. Организованная преступность выступает как предпринимательство, бизнес, индустрия, производство и распределение нелегальных товаров и (или) услуг(3). Торговля наркотиками, оружием, людьми, человеческими органами не знает границ.

Еще одно проявление преступности в обществе постмодерна — «преступления

Стр.6

ненависти» (Hatecrimes) как следствие ксенофобии на основе взаимопроникновения и конфликта культур в процессе массовой миграции и политики «разделяй и властвуй» некоторых правящих режимов(1). Преступления ненависти — это, прежде всего, преступления, порождаемые предубеждением, предрассудком (bias, prejudice) по отношению к лицам другой расы, нации, другого цвета кожи, другой религии, сексуальной ориентации и т. п.(2) Со второй половины минувшего столетия такого рода преступления приобрели характер острой социальной проблемы. Глобализация ускорила миграцию, смешение рас, этносов и культур, религий и обычаев. Это, в свою очередь, приводит к взаимному непониманию, раздражению по поводу «их» нравов, обычаев, привычек, стиля жизни и  т. п.

В обществе постмодерна, как «обществе потребления», происходит изменение структуры преступности: сокращение доли насильственных преступлений, увеличение доли корыстных преступлений («гуманизация преступности» — по В. Лунееву).

Одной из характеристик общества постмодерна является распространение ретретистских форм поведения (злоупотребление алкоголем, потребление наркотиков, суицид) как реакции «исключенных» на условия бытия(3).

Социальный контроль в мире постмодерна

Следует отказаться от надежд,

 связанных с иллюзией контроля.

Никлас Луман

Социальный контроль — механизм самоорганизации (саморегуляции) и самосохранения общества путем установления и поддержания в обществе нормативного порядка и устранения, сокращения нормонарушающего (девиантного) поведения. Общая историческая тенденция социального контроля: 1) сокращение числа деяний, запрещаемых под страхом уголовного наказания; 2) либерализация средств и методов наказания (от квалифицированных видов смертной казни к «простой» смертной казни, лишению свободы, альтернативным мерам наказания); 3) приоритет превенции.

Существенные изменения стратегии, мер и средств социального контроля происходят и будут происходить в мире постмодерна. Прежде всего — повсеместный категорический отказ от смертной казни как преступления, убийства. С обоснованной критикой смертной казни еще в 1764 году выступал с Ч. Беккариа («О преступлениях и наказаниях», 1764). По словам М. Н. Гернета, смертная казнь — это «институт легального убийства». В 1993 году на специальном заседании Европарламента рассматривался вопрос об отмене смертной казни во всем мире к 2000 году(4). В этом отношении весьма креативна идея «культуральной криминологии» о том, что не только преступность есть порождение культуры данного общества, но и средства, методы социального контроля над ней.

Начало постмодерна совпало с пониманием «кризиса наказания», неэффективности его традиционных форм и, прежде всего, лишения свободы. Тюрьма еще никого не исправляла, а вот искалечить (нравственно, психически и физически), повысить криминальную профессионализацию — да.

Неэффективность наказания, «вредоносность» лишения свободы понимают отечественные ученые. А. Э. Жалинский, один из блестящих российских исследователей, писал: «Действующая в современных условиях система уголовного права, очевидно, не способна реализовать декларированные цели, что во многих странах откровенно определяется как кризис уголовной юстиции… Наказание — это очевидный расход и неявная выгода… Следует учитывать хорошо известные свойства уголовного права, состоящие в том, что оно

Стр.7

является чрезвычайно затратным и весьма опасным средством воздействия на социальные отношения»(1). Неэффективности лишения свободы посвящен ряд исследований отечественных авторов(2).

Сегодня криминологическое сообщество крайне обеспокоено «кризисом наказания» и его неэффективностью. Не удивительно, что в эпоху постмодерна выдвигается предложение об отмене уголовного права как несовместимого с правами человека и гражданина(3). Пока же этого не произошло, необходимо постоянно совершенствовать уголовное законодательство и правоприменение в направлении декриминализации незначительных по тяжести деяний; безусловного исключения смертной казни из перечня наказаний; сокращения оснований и сроков лишения свободы; «очеловечивания», либерализации условий отбывания наказания в пенитенциарных учреждениях; исключения пыток и иных методов воздействия на человека(4).

Библиографический список
1. Гилинский Я. И. Криминология: теория, история, эмпирическая база, социальный контроль / Я. И. Гилинский. — 3-е изд. — Санкт-Петербург : Алеф-Пресс, 2014. — 574 с.
2. Гилинский Я. И. Социальное насилие : монография / Я. И. Гилинский. — Санкт-Петербург : Алеф-Пресс, 2013. — 185 с.
3. Гилинский Я. И. Генезис преступности. Проблема причинности в криминологии / Я. И. Гилинский // Российский ежегодник уголовного права. — 2007. — № 2. — С. 382—398.
4. Гилинский Я. И. Социальный контроль над преступностью: понятие, российская реальность, перспективы / Я. И. Гилинский // Российский ежегодник уголовного права. —2013. — № 7. — С. 42—58.
5. Девиантность в обществе потребления / под ред. Я. И. Гилинского, Т. В. Шипуновой. — Санкт-Петербург : Алеф-Пресс, 2012. — 464 с.
6. Ениколопов С. Н. Психологические аспекты зла / С. Н. Ениколопов // Преступность, девиантность и социальный контроль в эпоху постмодерна. — Санкт-Петербург : Алеф-Пресс, 2014. — С. 105—110.
7. Жалинский А. Э. Уголовное право в ожидании перемен : теоретико-инструментальный анализ / А. Э. Жалинский. — 2-е изд. — Москва : Проспект, 2008. — 400 с.
8. Жижек С. О насилии / С. О. Жижек. — Москва : Европа, 2010. — 184 с.
9. Жмуров Д. В. Криминология в эпоху постмодерна : в поисках новых ответов / Д. В. Жмуров. — Иркутск : БГУЭиП, 2012.
10. Лиотар Ж.-Ф. Состояние постмодерна / Ж.-Ф. Лиотар. — Санкт-Петербург : Алетейя, 1998. — 160 с.
11. Лунеев В. В. Курс мировой и российской криминологии. Общая часть / В. В. Лунеев. — Москва : Юрайт, 2011. — Т. 1. — 1003 с.
12. Олейник А. Н. Тюремная субкультура в России: от повседневной жизни до государственной власти / А. Н. Олейник. — Москва : ИНФРА-М, 2001. — 418 с.
13. Ромашов Р. Тюрьма как «град земной» / Р. Ромашов, Е. Тонков. — Санкт-Петербург : Алетейя, 2014. — 656 с.
14. Творчество как позитивная девиантность / [Я. И. Гилинский и др. ] ; под общ. ред. Я. И. Гилинского, Н. А. Исаева. — Санкт-Петер-бург : Алеф-Пресс, 2014. — 277 с.
15. Честнов И. Л. Постклассическая теория права / И. Л. Честнов. — Санкт-Петербург : Алеф-Пресс, 2012. — 650 с.
16. Честнов И. Л. Постмодернизм как вызов юриспруденции // Общество и человек. — 2014. — № 4 (10).
17. Честнов И. Л. Правовая политика в пост-классическом измерении // Российский журнал правовых исследований. — 2015. — № 2 (3). — С. 33—43.
18. Aromaa K., Heiskanen M. (Eds.) Crime and Criminal Justice Systems in Europe and North America 1995—2004. — Helsinki, 2008.
19. Harrendorf S., Heiskanen M., Malby S. (Eds.) International Statistics on Crime and Justice. — Helsinki, 2010.
20. Jacobs J., Potter K. Hate Crimes. Criminal Law and Identity Politics. Oxford University Press, 1998.
21. Jescheck H.-H. Lehrbuch des Strafrechts. Algemeiner Teil. 4 Aufl. — Berlin : Duncker& Humblot, 1988.
22. Robinson M. Why Crime? An integrated Systems Theory of antisocial Behavior. — N. J., 2004.
23. Zimbardo F. The Lucifer effect. Understanding How Good People Turn Evil. — NY : Random House, 2007.

Стр.8